Воровка

Когда мы прощаемся в фойе, Оливия упорно не пересекается со мной взглядом. Она изнурена, словно вечер сильно сказался на ней эмоционально. Она стоит рядом с Ноа и тянется к его ладони. Хотелось бы знать, что она чувствует. Хотелось бы быть тем, кто позаботится о ней.

На ночь Джесс остается у меня. Мама оставляет четыре сообщения по поводу моего переезда в Лондон.

Будит меня аромат бекона. Звенят кастрюли, журчит вода из-под крана. Я обнаженным выхожу на кухню. Джессика готовит завтрак – я облокачиваюсь о столешницу и наблюдаю за ней. Мы были женаты пять лет, и за то время она едва ли хоть раз разбила яйцо. На ней одна из моих футболок, волосы собраны в небрежный пучок – весьма сексуально. Любуюсь ее словно бесконечными ногами. Я из тех мужчин, что особое значение придают женским ногам. Та сцена в «Красотке», где Вивьен делится с Ричардом точными мерками своих ног, – одна из самых лучших в кинематографе. Женщине многое можно простить, если у нее превосходные ноги.

А у Джессики они непревзойденные.

Я сажусь за стол, и она подвигает ко мне чашку кофе, смущенно улыбаясь, будто мы делаем это впервые. Она мне нравится, правда. Когда-то я ее любил, и полюбить ее снова наверняка будет просто. Она красива – пожалуй, она даже красивее Леа и Оливии. Может ли кто-то вообще быть красивее Оливии?

– Не хотела тебя будить, – говорит она, – поэтому решила занять себя чем-то, чтобы тебя покормить.

– Покормить меня, – повторяю я. Это мне тоже нравится.

Она застенчиво улыбается:

– Мне нравится делать что-то для тебя. Я скучала, Калеб.

Я смотрю на нее. Как сложилась бы наша жизнь, если бы она не скрыла беременность и не решилась на аборт? Нашему ребенку исполнилось бы десять.

Притягиваю ее к себе, чтобы поцеловать. Она никогда не сопротивляется, никогда не ведет себя так, будто не хочет меня. Я несу ее на диван, и ни она, ни я не спасаем сгоревший тост.

Немногим позже я наслаждаюсь эспрессо в кафе на своей улице. Джесс уехала на работу. Мой телефон вибрирует, оповещая о входящем сообщении.

О: Так что?

Я улыбаюсь самому себе и допиваю кофе, прежде чем ответить.

Что «так что»?

Долгая пауза. Она взвешивает, как бы выудить из меня информацию, при этом не выдав, будто ситуация ей не безразлична.

О: Хватит играть со мной!

Кажется, я помню, когда ты просила меня о том же самом в последний раз. Если не ошибаюсь, мы были в апельсиновой роще.

О: Пошел ты. Как тебе Ноа?

Он прелесть

Как тебе Джесс?

О: Все та же пустоголовая потаскуха.

Я хохочу в голос. Посетители кафе оборачиваются, удивляясь, над чем я смеюсь.

Собираю вещи – пора уходить. Оливия не заставит себя долго ждать. У нее есть тенденция переходить прямиком к делу. Уже возле машины телефон вибрирует снова.

О: Не влюбляйся в нее.

Я пялюсь на это сообщение долго, очень долго. Минуту – или три. Что ей нужно от меня? Ответ я не пишу. Ощущение, будто она только что ударила меня под дых.

И на этом все. Она исчезает на весь следующий год.

Глава 3

Прошлое

Когда я впервые увидел ее – о боже, – то почувствовал себя так, будто в моей жизни никогда не было других женщин. Мое внимание привлекла ее походка – подобная воде, плавная и непреклонная. Мир вокруг будто рассеялся, и я мог видеть лишь ее, единственное настоящее существо среди вихря цвета. Я улыбнулся, когда она встала под отвратительным, кривым деревом и одарила его совершенно подозрительным взглядом. Раньше я никогда не замечал этого дерева, хотя оно определенно относилось к тем вещам, заметив которые удивляешься, как ты мог упускать их раньше. Кто-то из друзей пихнул меня в плечо, чтобы я перестал витать в облаках. Мы обсуждали баскетбол. Тренер отстранил лучших игроков за то, что те курили травку, и последние три игры проводились без основного состава, который теперь сидел на скамейке запасных. Но стоило мне увидеть ее, как разговор исчерпал себя. Друзья проследили за моим взглядом, обменявшись многозначительными усмешками. В делах любовных я имел определенную репутацию. Когда я пошел к дереву, из них тут же посыпались подначивания. Она стояла спиной ко мне. В ее волосах хотелось запутаться пальцами, настолько они были дикими и темными, струящимися до пояса. Следовало сразу же спросить ее: «Ты выйдешь за меня?» – но я выбрал что-то менее кардинальное:

– Чем это дерево так тебя разозлило?

Она обернулась так резко, что я отпрянул. Из-за нее что-то во мне перевернулось, и, колеблющийся и растерянный, я не знал, что делать с незнакомыми чувствами. То, что произошло дальше, ранило мое самолюбие.

– Просто вопрос, солнышко, не нападай на меня, – ради всего святого, какая же она неприветливая.

– Могу я чем-то помочь? – огрызнулась она.

– Мне стало интересно, почему это дерево заставляет тебя хмуриться.