Воровка чар (Дилогия) (СИ)

Аня Сокол Воровка чар (дилогия)

Книга 1. Маги, ведьмы, чернокнижники

Глава 1. Приговор

Селяне толпились на берегу, перешептываясь в тревожном ожидании. Староста Верей сопел за спиной сбивая с мысли. И не жалко ему тратить утро на подобную ерунду, забот-то, поди, хватает. Я посмотрела на водную гладь реки, сонное течение не вызывало привычного страха. Просто большое зеркало, отраженные кроны деревьев, ясное небо, яркое солнце. Макушка лета[1] , а настоящего тепла мы еще не видели. Хороший день. Для заговора подходящий. Хотя, откуда мне знать?

— Не пересохнет, — оборвав невнятный шепот, я поднялась с колен. На грубой ткани штанов остались зеленые разводы от примятой травы, в воде дрожало зыбкое отражение.

Люди неуверенно заулыбались. Не мне, друг другу. Староста кивнул, сдержанный он у нас. На «спасибо» я давно не рассчитываю, из села не выгоняют и ладно. Пора уходить, пока, глядя на мое бледное лицо, люди не вспомнили, кто перед ними.Я развернулась и даже успела сделать несколько шагов вверх по тропинке.

— Айка, — окликнул Верей.

Пришлось остановиться, чуть-чуть не успела.

— Ты… это…того… — по лицу старосты пробежала тень, отразив внутреннюю борьбу.

Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине. Что еще стряслось? Неужели догадались? Тогда обычным закидыванием камней не отделаюсь.

— Приходи вечером.

Я в изумлении подняла брови.

— На свадьбу приходи, дочь моя Ксана замуж выходит. Ты же знаешь.

Ксану я знала, и про свадьбу тоже. Хотя ясности это не внесло. Раньше меня не приглашали, и никого, при условии, что гуляло все село, это не смущало. Нас с бабушкой в первую очередь. Гадай теперь, с чего такая милость.

Люди всегда нас сторонились. А если быть честной, некоторые и вовсе шарахались. Бабушка Сима была местной знахаркой — травницей. Чего особенного в том, чтобы собирать растения и использовать их с пользой в виде мазей, отваров и настоек? Много чего. Селяне за глаза именовали ее стригой[2] и тайком бегали за любовными зельями, просили навести порчу или извести соперницу.

Но если бабку Симу терпели, понимая, что без травницы на селе никак, то мне зачастую плевали вслед. Лет двадцать назад в реке нашли кузовок со спящим младенцем. Его прибило к берегу недалеко от Солодков. Суд людской постановил, что перед ним не ребенок рода человеческого, а водяное отродье. Светлые волосы и глаза — самые что ни на есть верные признаки. Да еще и река кузовок принесла.

Ниже Ленея впадала в один из водоемов Озерного края, считающегося вотчиной ворд[3]. То, что течением никого не могло оттуда снести, по причине направленности его туда, а не обратно, людей не смущало. Последним неопровержимым доказательством нечестивости было то, что ребенок не утонул. А должен был. Самое гнусное, что во время этого разговора отродье, то бишь я, продолжало спать, как ни в чем ни бывало. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Предать смерти и никак иначе.

Переход от теории к практике дался людям нелегко. Палача в селе не держали, и временно исполнять его обязанности никто не соглашался. Какая-то сердобольная старушка предложила оставить отродье прямо здесь, на солнышке, авось без воды само сдохнет. Не могу не согласиться, так бы и случилось.

Тут-то и появилась бабушка Сима. На селе она была человеком новым, никто не знал чего ждать от пришлой ведьмы. Она прошла сквозь толпу и взяла ребенка на руки. Недовольство жителей пресеклось, одним словом:

— Прокляну.

Такой довод жители приняли и отложили мою казнь на неопределенный срок, который до сих пор не наступил.

Мне у бабы Симы было хорошо, даже слишком. Осознание такой ценности, как дом, пришло не сразу, примерно после нескольких одиноких прогулок и безуспешных попыток завести друзей. Первый же метко брошенный камень сбил меня с ног и уложил в постель на неделю.

Так я и росла, называя Симу бабушкой, помогая ей по хозяйству и обучаясь ремеслу. Жители со временем привыкли, и уже не сотворяли отвращающие зло знаки. По крайней мере, не все.

В один из засушливых годов, селяне заметили, что Ленея обмелела и недолго думая, впали в панику. Объявили, что речке конец, и селу соответственно, а заодно и всем нам. Кому пришло в голову, что народ воды управляет реками, не знаю, а то бы отблагодарила. В итоге староста мялся на пороге нашего дома, держал торжественную речь, возлагая почетную обязанность по спасению села на мои хрупкие плечи. Никто не задался вопросом — а с чего бы мне их спасать?

Идею с заговором подала бабушка, дескать, все равно не отвяжутся. Поначалу я до ужаса боялась, что река и в самом деле пересохнет, обман раскроется, и меня в ней же утопят. Ну, не владею я искусством шептунов[4] .Как показало время, сезонное обмеление вызвали естественные причины. С тех пор, мои заговоры стали делом постоянным.

Домой я вернулась в задумчивости. Бабушка, стоя у стола, разливала свежий отвар по склянкам. Я принюхалась. Череда и староцвет, от кожного зуда. Это кого ж угораздило?

— Как прошло? — не оборачиваясь, спросила она.