Голубой свет сменился на темно-красный, туман стал напоминать кровавую пену. Тварь снова подняла руку, закручивающаяся вокруг нее дымка стала собираться, втягиваясь в темный центр, как вода в водоворот. И фигура мага исчезла. Схлопнулась, как старая рама ткача, в один прекрасный день сложившаяся вместе с гобеленом и чуть не отбившая пальцы его жене. Визгу было… Обвинили, конечно, меня, как раз в этот момент стоящую на противоположной стороне села.Эол, какая только чушь не лезет в голову на пороге вечности.
Стены сруба загудели и угрожающе зашатались. Свет вспыхнул, как зарница, приближаясь и обжигая веки. Я зажмурилась, и все исчезло. Точнее все лишнее. Осталась одна тишина.
С минуту я сидела неподвижно, ожидая то ли явления Эола и сподвижников, то ли дасу с вилами. Не дождавшись ни того, ни другого, я рискнула открыть глаза. Деревня все еще стояла, колодец тоже, да и трактир за спиной никуда не делся, одна стена уж точно.
— Айка, ты как? — прохрипел Рион и, покачиваясь, поднялся на ноги.
— Не знаю. А ты?
— Так же.
— Если кого-нибудь это волнует, — раздался тонкий голос, мы повернулись. — Мне хреново, — Михей сидел, прислонившись к ограде, прижимая к груди правую руку, рядом валялся разряженный арбалет. — Ну и развлечения у вас, господа чаровники.
Заскрипела, открываясь дверь трактира.
Глава 5. Вышград
— За господина мага! — поднял очередную чарку Питриш.
Помня свой последний опыт в этом деле, я едва пригубила свою. А вот «господин маг» не стеснялся, сразу ополовинил, и стал зазывно улыбаться румяной девчонке, что разливала медовуху, кажется, это была дочь старосты.В Хотьках пришлось задержаться еще на день, так как народ желал чествовать своих героев. Я бы обошлась без излишнего внимания, но вот Рион очень хотел присутствовать на празднике в свою честь.
— За Михея! — выкрикнул бородатый лесоруб.
И все следом подхватили:
— За Михея!
Рион согласно икнул.
— Госпожа Айка, простите меня, — привычно загудел сидящий рядом стрелок, — Не знаю, как так вышло… само... не хотел я.
Я молча потерла предплечье, которое оцарапало болтом. Михей вздохнул, осторожно положил на стол руку в лубке, и без особой радости выпил чарку.
— За госпожу ведьму! — выкрикнул какой-то юнец за дальним концом стола, и староста в расшитой рубашке — вопреки обычаю, совсем еще не старый мужик — едва не подавился.
Питриш хмыкнул, но молча поддержал крикуна, то есть, тоже выпил. Рион не сводил глаз с румяной черноволосой девчонки. Ее отец то светлел лицом, представляя такого зятя, то сурово хмурил брови, раздумывая, чем обернется если «зять» ускользнет, выполнив супружеский долг, но забыв принести венчальную клятву перед алтарем Эола.Рион почти не пострадал. Кроме синяков и ушибов, его шею живописно украшали красные, как от ожогов, полосы, но видимого неудобства парень не испытывал. Да и дочке старосты вроде нравился.
— За Питриша! — провозгласил ткач, и это было встречено одобрительным гулом.
Мне вместо лавров досталась шишка, размером с куриное яйцо, на затылке, головная боль и содранная болтом кожа на руке. От обращения к травнице я отказалась, помыв и перебинтовав рану самостоятельно.
— Госпожа ведьма… — снова затянул Михей. — Хоть режьте, но ведь не хотел…
У стрелка была сломана рука, но это волновало его куда меньше, чем мое прощение и расколотый приклад дедова арбалета. Именно его треск мы слышали, когда я подумала, что стрелок лишился позвоночника. Или дурной головы.Я наложила на широкую кисть лубок, а оружие отправила к столяру.
— И чтоб ироду проклятущему в гробу не лежалось! — встал староста, и все закричали. И никого не волновало, что этот «ирод» наверняка жив и здоров.
Мы сидели за почетным столом с другими не менее уважаемыми жителями Хотьков. Такого наплыва посетителей трактир, наверное, еще никогда не переживал. Поскольку внутри все не помещались, к столу то и дело подходили люди. Кто-то благодарил, кто-то что-то просил, в основном — удвоить надои, повысить урожайность, вылечить от запора.
— Не побрезгуйте, госпожа ведьма, — зашептал смутно знакомый мужик с пропитым, лицом протягивая вытянутый тряпичный сверток. Наверняка, кабачок.
Я убрала подношение под стол к трем холщовым сумкам с репой, крынке с творогом, одному — непонятно кому предназначавшемуся — хомуту. И тусклому клинку. «Кто ж его после тебя возьмет-то» — недоумевающее отмахнулся трактирщик, когда я попыталась вернуть железку.
— Госпожа, Айка…
— Да прости ты уже его, — попросил Рион, которому давно надоело нытье стрелка.
— Обязательно, — ответила я, и не успел Михей вздохнуть с облегчением, добавила, — как только стрелять научится.
Облегчение сменилось горестным стоном.
— Милая,— позвал кто-то справа, и мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что обращаются ко мне. — Почти не ношенное, — прошептала жена ткача, втискивая мне в руки какую-то белую тряпку, то ли саван, то ли ночнушку. — Спасибо, милая.
За что именно она благодарит, не уточнила, но покраснела. Видимо, переезд в другую комнату пошел супругам на пользу. У ее мужа поистине железное здоровье, всего за день оклемался.