С этого началось то, что она много позже, когда ей наконец пришло в голову подходящее словосочетание, назвала «часом порчи». Спокойно и быстро несла свои воды у нее под ногами река Троен, в глубине спутанные водоросли, поблескивающие зеленью и равномерно покачивающиеся. Выдра плыла вверх по течению, выставив голову с маленькими черными глазками и взъерошенной макушкой и работая хвостом как рулем, от которого по воде шли еле заметные волны. Когда воровка фруктов перенесла одну ногу вперед, чтобы продвинуться по мосткам, выдра тут же нырнула в глубину, и меньше чем через мгновение на поверхности не осталось и следа от этого крупного животного размером с бобра, которое только что бороздило просторы. Отец, наставлявший ее в дорогу, предостерегал ее от того, чтобы переходить Троен вброд: он сам однажды, когда шел тут по илистому дну, провалился по грудь и только благодаря свисавшей толстой ветке сумел, «если не в последний момент, то в предпоследний», выбраться как-то на берег и снова оказаться в спасительной прерии. Как только обнаруживалось какое-нибудь место, таящее в себе опасность, у воровки фруктов появлялось искушение проверить свои силы.
Нечто похожее на страх она испытывала только за других. Теперь же, хотя она стояла на прочных и относительно широких мостках, ей вдруг стало страшно за себя, и она буквально бегом рванула на противоположный берег, успев спастись, как ей показалось, действительно «в последний момент».
Вперед к тварям земным и небесным, к чайкам, к баклану (или там стояла «héron», цапля?). На пути туда, повсюду среди степной травы, неожиданно много разных животных, как будто здесь, на этом берегу Троена, собрались все роды и виды, не только зайцы, лисы, косули, кабаны, фазаны, – ни одного золотого фазана, увы, – перепела, рябчики, дикие кошки, дикие собаки (на пути к обратному превращению – через одно-два поколения? – в волков), но и одна (1) рысь, два (2) барсука, пара енотов, и в дополнение к этому там и сям сменившие сады на вольную природу растения, так сказать, «садовые беженцы», один сбежавший индюк, один улетевший попугайчик – «домашний беженец», а вон там наверху, в кроне этой гигантской ивы (такие деревья стоят поодиночке посреди троенской прерии), надо же, павлин с короной на голове и многоцветным хвостом, раскрытым веером. И все эти животные разных видов лежали, развалившись, свернувшись в клубок, стояли, вышагивали в траве, то рассыпавшись по всей территории, то чуть ли не сбившись в кучу, самые разные представители животного мира, они составляли сообщество, по крайней мере, днем, – как знать, не набросятся ли друг на друга с наступлением сумерек вон та лисица и лежащая рядом с ней, свернувшись кольцами, змея. Охотников, причем не только тех, которые явятся когда-нибудь по осени, но и тех, которые являлись тут по осени в прошлые годы, столетия, тысячелетия, не было и в помине.