Воровка (ЛП)

Как ему вернуться? – гадал Эссейл. Его тело представляло собой запертый дом, и как бы он не хотел попасть внутрь, он не мог пробиться сквозь дверь.

– Я так сильно скучаю по тебе. – Марисоль подалась вперед и вытащила салфетку из коробки и прижала к щекам. – Я была в Майами, смотрела на ночной залив… и так хотела, чтобы ты был рядом. Я не думала, что ты появишься в моей жизни. Не ожидала встретить… тебя.

Марисоль, простонал он.

– Я должна была сказать тебе раньше, я должна бы сказать хоть что–то… но я так боялась. Я никогда… – Она прокашлялась. – Я никогда не думала, что могу чувствовать нечто подобное… я думала, что не рождена для этого.

Она водила пальчиком по его руке, и ее прикосновение резонансом било по его душе, он пытался прочувствовать каждый нюанс, использовать ощущения как отправную точку.

– Люди вроде нас с тобой, нам не светит долго–и–счастливо с забором, собаками и детьми. – Она сделала глубокий вдох. – Такое будущее не для нас. Но если бы все зависело только от меня, я могла бы остаться после убийства Бенлуи. Я могла бы… но бабушка всегда для меня на первом месте. Я не могу рисковать собой, потому что без меня она пропадет… я должна позаботиться о ней.

Я понимаю, сказал он ей. Но мы с радостью примем ее. Я бы никогда не попросил тебя выбирать, я бы позаботился о вас обеих.

– Ты ушел прежде, чем я успела попрощаться с тобой. В ту ночи, когда мы с бабушкой уехали, я искала тебя в доме, но ты… ты ушел.

Неправда. Он прятался в тенях за домом, наблюдая в одиночестве за их отъездом. Он не доверял себе и боялся скатиться до мольбы, поэтому несмотря на агонию, он уважал ее желание пойти своей дорогой.

Но наблюдая, как она уходит, в нем умерла какая–то его часть.

Она продолжила разговаривать с ним, рассказывая о ее кондо в Майми, ее бабушке, католической церкви, которую они посещали, а он пытался вернуться в свое тело… привести плоть в движение… снова обрести доступ. Толкаясь, толкаясь внутрь, он искал вход в оболочку, которая раньше вмещала его душу.

Он никогда не понимал, что все живые делятся на две части.

А у мертвых была лишь одна.

Сейчас он понял.

Но чем сильнее он старался, тем больше злился, и это, казалось, работало против него. С вспыхнувшей яростью он все меньше ощущал прикосновение Марисоль, ее запах, терял ее голос.

– …молилась за нас. – Марисоль грустно улыбнулась. – Представляешь? Моя бабушка, она молилась Господу о том, чтобы мы снова воссоединились, а потом ко мне приехали твои кузены.

Приготовившись, Эссейл собрался с силами, расположился лицом к лицу со своим телом, закрытые глаза и бритая голова и бледность служила ужасающим напоминанием о том, что его былая привлекательность безвозвратно потеряна.

Сейчас! – приказал он себе. – Я должен вернуться немедленно!

Сопротивление было огромным. Словно его тело окружало силовое поле, и чем сильнее он давил на него, тем крепче оно становилось. И была боль, его метафизическая суть бросалась на преграду снова и снова, и вспыхивали электрические разряды, словно его усилия вызывали статическое трение.

В конечном итоге, он лишился сил и отступил.

Ничего не получится, осознал он. Ничего…

– Поэтому я должна была рассказать тебе раньше, – прошептала она. – Но… я боялась. Я не доверяла тебе. Я не доверяла себе… временами я задумывалась, был ли мой отъезд из Колдвелла действительно связан с тобой…

Что? – спросил он. – Что ты хочешь мне сказать?

– Я люблю тебя, Эссейл. Я люблю тебя всей душой и всегда буду, и если ты умрешь сегодня ночью, завтра или послезавтра, я просто хочу, чтобы ты знал, что ты всегда будешь со мной. Вот… здесь.

А потом это произошло.

Когда она дотронулась до своего сердца, его накрыло восхитительное умиротворение, и вместо того, чтобы с боем прорываться в свое тело, он словно легкий ветер просочился между клеток, наполняя пустой сосуд, оживляя то, что пребывало при смерти…

* * *

Хрип был столь тихим, Сола подумала, что ей показалось… или, может, это она? Ее грудь и горло сдавило так сильно, что каждый вдох и выдох давался с трудом.

– Я люблю тебя, – повторила она… потому что, как бы грустно ни было, она чувствовала легкость, избавившись от этой тайны…

Хрип… кашель.

Сола отшатнулась.

– Эссейл?

Его глаза снова открылись, красные белки и черные зрачки пугали и вселяли надежду.

– Ты вернулся? – спросила она, подаваясь к нему.

Свободной рукой она погладила его лоб так, словно он сохранил свои густые волосы, и она смахивала пряди назад.

– Привет.

Голос подводил ее, а тело дрожало, но Соле было плевать. На это короткое мгновенье он вернулся к ней… и она знала без медицинской оценки, что все могло кончиться в любую секунду.

– Я рядом.

Хрип… кашель.

Он пытался говорить, его язык шевелился в пересохшем рту.

– Ш–ш. – Сола улыбнулась ему… надеясь, что нормальной улыбкой. На самом деле она с ужасом приготовилась к очередному приступу, ждала, что медики ворвутся в палату, и все повторится.