Наверху она протиснулась между Стритером и кодовым замком и ввела дату рождения своей мамы. Когда замок открылся, она оглянулась через плечо.
– Мой брат бы не оценил то, как ты пялишься на мои ноги. А я вооружена и отменно стреляю. Ты можешь разбогатеть или же оказаться в могиле. Скажи, что ты выберешь?
Прежде, чем он успел дернуться, Витория достала девятимиллиметровый, спрятанный в полах пальто, и прижала дуло к его промежности.
Когда Стритер охнул и в защитном жесте потянулся к пистолету, она достала второй и вдавила металл в его горло.
– Не стоит меня недооценивать. Никогда, – сказала она. – Я не питаю к тебе нежных чувств. Живой или мертвый, мне плевать. Но если ты способен принести пользу, то можешь обогатиться.
Повисла напряженная пауза. А потом Стритер пробормотал:
– Ты точно его сестра.
– Разве незаметно по темному цвету волос и глаз? – протянула Витория. – На родине говорят, что у нас с Рикардо одинаковая форма лица. А теперь – извиняйся.
– Прошу… прошу прощения.
Она дала ему мгновение, чтобы осознать новую реальность. А потом отступила назад и открыла дверь. Когда она вошла в кабинет брата, зажглись лампы, освещая длинное, узкое пространство… в конце которого на возвышении располагался массивный стол – как ювелирная шкатулка на бюро.
Не было компьютеров. Папок. Беспорядка на гладкой поверхности. Только лампа и пепельница для сигар ее брата. И два кресла, для Рикардо и его посетителя.
По мере приближения к столу, Витория начала задыхаться от печали, в голове мелькали образы ее братьев, из общего детства и позднее, когда они повзрослели. Она всегда уважала Рикардо, как бы он не душил ее свой диктатурой. Эдуардо был весельчаком, буфером в ее схватках со старшим братом.
Потеряно. Все в прошлом. И с их предполагаемой смертью она потеряла частичку себя.
Но это ее не остановит.
Поднимаясь на платформу, она повернулась к Стритеру и оперлась руками о стол.
– На каждого сотрудника заведено личное досье. Мой брат Рикардо был весьма щепетилен в этом вопросе. – Это было справедливо как для официально нанятых сотрудников, так и для наркоторговцев. – Твое показалось мне впечатляющим. Поэтому я связалась с тобой, ведь я ищу персонального телохранителя и хорошо заплачу за работу.
– О какой сумме речь?
– Я буду платить в три раза больше, чем ты получал у Рикардо.
– Я в деле.
– Отлично.
Витория улыбнулась и окинула взглядом пустой кабинет. Потом сосредоточилась на мужчине.
– А сейчас поделись своими мыслями о том, что могло случиться с моими братьями.
– Они связаны.
Когда Рейдж заговорил, Эрик посмотрел на него через коридор учебного центра. Они вдвоем толклись за пределами палаты Эссейла… и он отчаянно пытался проигнорировать горячий спор, доносившийся сквозь закрытую дверь.
– Что?
– Запах. Ты почувствовал его? Я – да. Это связующий запах к его женщине… вы правильно сделали, что привезли ее.
– Посмотрим, насколько успешным было решение.
Выругавшись, Эрик принялся расхаживать туда–сюда, но не отдаляясь от палаты. Целители все еще обменивались гневными репликами, и Эрик гадал, что, ради всего святого, делали с его кузеном.
Брат постучал по своему идеально прямому и пропорциональному носу.
– Нет, когда она зашла в комнату, он очнулся. Она сделала то, что не смогли лекарства.
– Она отправила его в объятья смерти, так будет вернее. – Эрик потер глаза. – Я думал, что она воскресит его с меньшими потерями.
– Любовь поможет ему выкарабкаться. Потом все будет как надо.
– Я не разделяю твой оптимизм. И даже если все сработает, ей придется вернуться во Флориду.
– Почему?
– Она не в курсе.
– Что он живет здесь? Не понимаю. Я думал, она…
– Кто он такой. – Эрик посмотрел на брата. – Она не в курсе, что он – вампир.
Рейдж нахмурился.
– Это не решающий фактор. Моя Мэри не знала, кто я, но все срослось… ну, для этого потребовалось чудо. Но чудеса случаются.
– Бессмысленно обсуждать этот вопрос, если он сейчас умрет…
Дверь распахнулась, и Доктор Манелло вышел из палаты.
– Получилось. Не верится, но все в порядке. В настоящий момент он стабилен.
Эрик буквально заскочил в больничную палату, но потом застыл как статуя. Воистину, его версия «все в порядке» подразумевала, что кузен сидит на койке и просит пудинг. Манелло же имел в виду, что сердцебиение и дыхание восстановлено, и да, на этом все: Эссейл лежал на подушке, до сих пор привязанный, цвет кожи – по–прежнему мертвенно–белый, а глаза все еще закрыты.
Он самостоятельно дышал, а монитор с размеренным пиканьем сообщал, что сердце работает должным образом. Ну, или просто приемлемо, раз аппаратура молчит.
Док Джейн с медсестрой стояли возле головы Эссейла, быстро переговариваясь, кивая, указывая на показатели на оборудовании и передавая шприцы из рук в руки.
Эрик посмотрел на Марисоль. Женщина все еще стояла, сжавшись, в дальнем углу, с широко распахнутыми глазами, словно анимэ–версия самой себя.
Он подошел к ней.
– Я могу что–нибудь сделать для тебя?
Спустя мгновение она перевела на него взгляд.