Воровская честь

— У меня всего около двухсот тысяч долларов на счёту. Вы, должно быть, ошиблись.

— Нам не нужны ваши деньги, доктор Маккензи.

— Тогда что же? Я сделаю все, чтобы вернуть свою дочь.

— Компания, которую я представляю, занимается поиском мастеров своего дела, и именно ваше профессиональное мастерство понадобилось одному из наших клиентов.

— Но вы могли бы позвонить и записаться на приём, как все люди, — недоверчиво сказал он.

— Боюсь, что на такие приёмы не записывают. К тому же у нас плохо со временем, а Салли поможет нам оказаться в начале очереди.

— Я не понимаю.

— Для этого я здесь, — сказала женщина.

Через двадцать минут, когда кофе окончательно остыл, Маккензи понял все, что от него хотели. Он некоторое время молчал, затем проговорил:

— Я не уверен, что смогу сделать это. Начнём с того, что это нарушение профессиональной этики. И потом, представляете ли вы, как мне будет трудно…

Женщина наклонилась и достала из сумки ещё что-то. Через стол к нему покатилась маленькая золотая серёжка.

— Может, от этого вам будет немного легче. — Маккензи взял в руки серёжку дочери. — Завтра получите вторую, — продолжала женщина. — В пятницу — первое ухо. В субботу — второе. Если вас будет продолжать беспокоить ваша профессиональная этика, доктор Маккензи, то к этому времени на следующей неделе от вашей дочери почти ничего не останется.

— Вы не посмеете…

— Спросите Джона Пола Гетти Третьего[12], посмеем ли мы.

Маккензи вскочил из-за стола и подался вперёд.

— Мы можем ускорить весь этот процесс, если вам так хочется, — добавила она, ничуть не испугавшись.

Маккензи опустился на стул и попытался взять себя в руки.

— Вот так-то будет лучше, — сказала она. — По крайней мере, теперь похоже, что мы понимаем друг друга.

— Так что же будет дальше? — спросил он.

— Мы свяжемся с вами ещё раз сегодня попозже. Так что постарайтесь быть на месте. Думаю, что к тому времени вы договоритесь со своей профессиональной совестью.

Маккензи собрался возразить, но женщина встала, вынула из сумки пятидолларовую купюру и положила на стол.

— Нельзя же, чтобы ведущего хирурга Колумбуса заставили мыть посуду на кухне, не так ли? — Она была уже возле двери, когда до Маккензи дошло, что им было известно даже то, что он забыл дома бумажник.

Доктор стал раздумывать над её предложением, не будучи уверенным, что у него есть хоть какая-то альтернатива.

Он был уверен только в одном. Если он выполнит их требования, у президента Клинтона появится проблема покрупнее.

Глава VI

Человек тихо сидел на стуле в дальнем углу бара и допивал последние капли «Гиннесса» из своего стакана. Пива в стакане уже давно оставалось лишь на донышке, но ирландец не терял надежды, что этот жест вызовет некоторое сочувствие у бармена и тот по доброте душевной плеснёт ещё каплю в его пустой стакан. Но видимо, он не на того нарвался.

— Ублюдок, — сказал он сквозь зубы. — У молодых никогда не было сердца.

Бармен не знал настоящего имени посетителя. Как не знал его почти никто, за исключением разве что ФБР да управления полиции Сан-Франциско.

Согласно картотеке управления, Уильяму Сину Орейли было пятьдесят два года от роду. Однако на взгляд случайного наблюдателя, ему можно было дать все шестьдесят пять, и не столько из-за его доисторической одежды, сколько по причине глубоких складок на лбу, морщинистых мешков под глазами и несколько утолщённой талии. Орейли относил это на счёт трех бывших жён, которым платил алименты, четырех тюремных заключений и слишком большого количества раундов в молодости, когда выступал в любительском боксе. Но он никогда не винил в этом «Гиннесс».

Все началось ещё со школы, когда Орейли чисто случайно обнаружил, что может копировать подписи своих однокашников, которые они ставили на чеках, чтобы брать деньги на карманные расходы в школьном банке. К концу первого курса в дублинском Тринити-колледже он научился подделывать подписи ректора и казначея так, что даже они верили в то, что назначили ему стипендию.

В колонии святого Патрика для заключённых Лайм Фальшивомонетчик познакомил Билла с банкнотой. Когда распахнулись ворота, выпуская его на свободу, молодому ученику больше нечего было перенять у мастера. На свободе Билл обнаружил, что его мать не горит желанием принять сына в лоно семьи, поэтому он подделал подпись американского консула в Дублине и отбыл в Новый Свет.

К тридцати годам он изготовил свою первую матрицу доллара. Она была выполнена с таким мастерством, что на суде ФБР признало, что подделку никогда не удалось бы раскрыть без помощи информатора. Орейли приговорили к шести годам, и криминальная рубрика «Сан-Франциско кроникл» окрестила его Долларовым Биллом.

Когда Долларового Билла выпустили из тюрьмы, он перешёл к десяткам, затем к двадцаткам, а позднее к пятидесяткам. Соответственно росли его сроки заключения. В перерывах между отсидками он ухитрился поиметь три жены и три развода, чего никогда не одобрила бы его мамаша.