Жар был отменно крепок. Варяг не раз задавался вопросом: почему на зоне так любят горячий парок. Владислав чувствовал себя так, как если бы он забрался в топку паровоза. Он не был большим любителем бани, но сейчас решил не отставать от Ореха и залез под самый потолок, где воздух был настолько раскален, что невозможно было дышать. Орех, привыкший к пару этой бани, с усмешкой поглядывал на Варяга, дожидаясь, когда тот спустится пониже, но Владислав знал, что скорее сварится на горячих полках вкрутую, чем даст повод Мишке позлословить. Кроме того, он считал, что большие поражения всегда начинаются с маленьких потерь. Варяг же непременно хотел выиграть эту битву. Он даже не пожелал остудить разгоряченное тело холодной водой, а с интересом прислушивался к себе, чувствуя, как отмирает кожа.
— Хорошая у меня баня! — не без гордости произнес Орех и плеснул ковш воды на аккуратно уложенные голыши. Камни протестующе зашипели, а в воздухе запахло мятой. — А дух-то какой! — Он вынырнул из клубов пара. — Сказали мне мужики, дескать, трудно без бани, так я в лепешку разбился, малявы во все концы Урала разослал и бревна нашел какие надо! Врать не буду — баня моя удалась, где я только не парился, а чтобы жар держался так долго, как здесь, не встречал! Да она лучшая за тысячи километров вокруг! Зарубку кладу, не вру! — хвастался Орех. — Ведь не для себя старался, а для мужиков. И без того тянуть срок в этих похабных местах не в радость, а тут хоть какая-никакая, а отдушина имеется.
Варяг подумал, что Ореху хотелось выглядеть этаким добрым помещиком, пекущимся о благе крепостных крестьян.
На самом деле «заботливый» Мишка установил такой порядок: каждый зэк должен был отчислять на общак десятую часть заработанных денег. Он обложил данью всех картежников, всех спорщиков и посягнул даже на деньги мужиков, что в иных правильных зонах посчитали бы за полнейший беспредел. Но Мишка ссылался на решение регионального смотрящего, по чьей маляве собирались гроши. Однако ходили разговоры, что в центральную кассу от его колонии не поступило даже рубля. Варяг решил, что наступило самое время, чтобы напомнить ему об этом.
— Баня у тебя действительно крепкая, Миша, — качнул головой Владислав. — А вот мне хотелось бы узнать, куда деваются башли, которые ты выколачиваешь из мужиков под предлогом общака?
Даже за густым паром было видно, как Орех нахмурился — на его узком лбу собрались мелкие складки, а вокруг рта обозначились две глубокие морщины. Братва приговаривала на смерть и за меньшие провинности. И если участь его уже решена, то, возможно, в предбанничке ссученного вора дожидаются два человечка, которые без особого шума затянут у него на шее длинное махровое полотенце.
— О чем ты говоришь, Варяг? Все деньги я переправляю в общак, а если курьеры берут себе на дорогу больше положенного, так это с них нужно и спрашивать. Если и можно меня в чем-то упрекнуть, так это в том, что я слишком доверяю людям.
Но два дня назад Варяг получил маляву, в которой были описаны «подвиги» курьеров регионального сходняка. Забрав у Ореха «капусту», они ринулись в первый подвернувшийся ресторан и стали швыряться там деньжатами, как будто это были конфетные фантики. На ночь они приволокли в гостиницу с десяток шалав и устроили в своих номерах такой бедлам, по сравнению с которым распутство городов Содома и Гоморры казалось всего лишь детскими шалостями.
Загул курьеров не остался безнаказанным. Смотрящий региона велел изловить «шальных» и вытрясти из них всю правду. Расколоть их оказалось просто — курьеров достаточно было посадить на ночь в свежевырытую могилу и закопать по шею, чтобы они без утайки поведали не только о собственных подвигах, но и о хитростях самого Ореха. И получилась весьма неприглядная картина: больше половины собранных денег Орешин каждый раз оставлял себе, хотя постоянно твердил о том, что часть общака уходит на подкуп администрации и на «дорогу».
— Твои слова напоминают мне байку о девке, что доверилась прохожему, да сама не заметила, как стала бабой. Не так уж ты наивен, как хочешь показаться! — ехидно заметил Владислав.
— Ты меня за свисток не дергай, Варяг! Мне бы очень не хотелось, чтобы отсюда мы вышли врагами. Мне трудно тягаться с твоим авторитетом, ты — смотрящий по России, знаменитый вор, но хозяин в колонии я, и мое слово — указ для всех… включая и тебя! — жестко отрезал Орех.
Он взял ковшик и снова плеснул воду на раскаленные голыши. Варяг почувствовал, как кожу обожгло жаром, и ему потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не вскочить с раскаленных досок. Похоже, Мишка зазвал его в парную для того, чтобы убить жаром: можно было догадаться, с какими насмешками «шестерки» смотрящего колонии вытащат из баньки его голый обваренный труп.