Неделю в лагере царил образцовый порядок: за любую драку Мулла, единодушно признанный смотрящим зоны, наказывал строго — бил по ушам, определял в мужики… На восьмой день из своей берлоги вышел на белый свет Тимофей Беспалый. Он распорядился выстроить зэков на поверку и, когда они вытянулись в длинную неровную линию, неторопливо прошелся перед строем, заглядывая в глаза каждому. Взгляд у него был добродушный и прямой, как будто он видел перед собой не закоренелых преступников, а близких людей. Следом за ним, словно привязанные, топали три солдатика. Их молодые лица, наоборот, хранили печать суровости. Такие физиономии бывают у детей, занятых решением сложной задачи. Автоматы они держали крепко, словно опасались, что нехорошие дяди могут отнять у них любимую игрушку. Где-то в глубине их взгляда сохранилась частичка наивности, которая порой мерцала так же ярко, как Полярная звезда на темном небосводе. Но зэки за долгий тюремный срок успели сполна насмотреться на конвоиров и понимали, что не стоит доверять этому холодному сиянию, потому что всякий человек, облаченный в казенную форму, чужой! И в случае, предусмотренном уставом, с легкостью нажмет на спусковой крючок. Зэки ненавидели охранников и знали, что те платят им взаимностью.
— Улыбок не вижу на рожах, бродяги! — бодро начал Беспалый. — Глядя на вас, люди могут подумать, что вы рога замочили. А ведь здесь просто санаторий, воздух ядреный и бабы нецелованные. Я вам даже завидую, бродяги. И накормят вас, и напоят, и постерегут, чтобы вы в тундре по дурости своей не окочурились. Не жизнь, а лафа! Так откуда в вас эта злость, бродяги? Не любите вы друг друга. Ай-яй-яй, разве это по-христиански? Что Иисус говаривал?.. Возлюби ближнего своего, яко самого себя. А моя похоронная команда за день десяток трупов на кладбище относит. Что вы в распятие впали? Может, корм не в коня?
Полковник обвел вопросительным взором длинный ряд зэков, но бродяги молчали.
— Вижу, что говорунов среди вас не осталось. Кто умел говорить, сейчас находится на аудиенции у господа бога. Ладно, если вы молчите, тогда буду говорить я. А расклад таков: рано вы успокоились, граждане заключенные! Мне тут не нужен беспредел, а потому я продолжаю свой эксперимент.
— Ты нас уже укатал своими шутками, Тимоша!
— Кто это говорит? — повернулся Беспалый на голос. — А, это же мой старый друг Мулла! А ты нынче опять в авторитете? Все-таки чувствуется в тебе крепкая закалка. И знаешь, Заки, я даже порой горжусь, что мы были с тобой корешами. Если бы из тебя не получился отменный вор, то вышел бы очень даже приличный барин. Мне даже нетрудно представить, как бы ты из зэков веревки вил.
— Что же ты в этот раз придумал, Тимоша? — хмуро поинтересовался Мулла.
— О! Идея проста, как и все гениальное. Ты же знаешь, как я вас с Шельмой люблю. А что говорит пословица? Кого люблю, того и бью! Вас двоих с двумя десятками самых горластых зэков я отправлю через все сучьи пересылки до Воркуты, и если ты останешься в живых, тогда я поверю, что тебя бережет Аллах. Больше того, я сделаю себе обрезание и перейду в мусульманскую веру. Но коли ты превратишься в жмурика — извини, сохраню верность кресту.
— А что будет с остальными?
— Лучше бы ты этого не спрашивал, Заки, — вполне искренне посочувствовал Беспалый. — Сначала я им урежу хозяйскую пайку. Это называется приучать голодом. Помнишь того цыгана, который хотел научить коня не есть? Вот уже совсем было приучил его, а жеребец возьми да сдохни! Но мне думается, что мои питомцы будут более покладистыми. Сначала они будут отнимать друг у друга пайку, позабыв об одной из главных заповедей — не зарься на чужую пайку. А потом будут резать доходяг и жрать их, и лишь затем наступит их собственная очередь.
Мулла усмехнулся. Коварный Беспалый смотрел в корень: он хотел не просто наказать урок, заперев их в четырех стенах, — он задумал разрушить заповедные устои, создававшиеся ворами на протяжении многих поколений, на которых держалась воровская правда. Это был очень сильный и опасный противник, прекрасно разбиравшийся во всех тонкостях воровского бытия, — недаром же он сам долгие годы носил звание матерого уркагана.
— Ты все верно рассчитал, Тимоша…
— Ты меня одобряешь, Мулла? Я всегда знал, что в твоем лице я найду союзника, потому что в моем спектакле тебе отводится главная роль. Ты привык быть лидером, им останешься и на этот раз. Первым почетно даже жариться на сковородке. — Полковник Беспалый улыбнулся углом рта, и зэки увидели у барина золотую воровскую фиксу. — Ты меня лучше спроси, что будет с остальными дальше?
— И что же будет, Тимоша?
— Им я приготовил настоящий ад, Мулла, — со вздохом сказал Беспалый. — После того как они сожрут своих вождей, я загоню их в промзону и налажу выпуск шкафов и стульев. Но это еще не все. Перед окончанием срока я отправлю запомоенных воров в другие лагеря, где с них не только снимут корону, но и поженят на скромной девушке Параше. Тебе нравится моя идея, Мулла? Ты не находишь, что она просто гениальна?