Воровская правда

— В общем, так, братва. Видите, у дверей барака стоят двое?.. Мужички не так просты, как нам казалось. Охрану выставили, гляди-ка!.. Ты и ты! — Беспалый ткнул пальцем в стоявших рядом с ним двух зэков. — Снимите их по-тихому. Надеюсь, мне не надо учить вас, как это делается? — Брови Беспалого сурово сошлись.

— Обижаешь, Тимоша! Даже если бы я этого не умел делать, так у меня злости хватило бы на то, чтобы каждому из них зубами глотку перегрызть, — мрачно отозвался один из зэков — коренастый крепыш с длиннющими руками.

— Ну тогда идите, наше дело божье. — Теперь Беспалый напоминал отца-командира, благословляющего своих бойцов на подвиг.

Парни сделали вперед два небольших шага, и темнота плотно укрыла их худощавые фигуры, превратив в бестелесные силуэты. Через минуту они подкрались к бараку и затаились за углом. Прижавшись к стене, блатные терпеливо дожидались подходящего момента, а потом одновременно метнулись на спины беспечно болтающих сторожей. Луна вышла из-за туч всего лишь на мгновение, как будто только для того, чтобы посмотреть на кровавую сцену.

Бледно-желтый свет упал на заточку и тотчас погас, когда острие вошло в черный зэковский бушлат.

— Режь сук! — заорал Беспалый, поднимаясь.

Дверь под ударом ног слетела с петель и, грохнувшись об пол, разбудила барак. Три десятка зэков во главе с Тимохой, с перекошенными от возбуждения лицами, сжимая в руках заточки и ножи, ринулись в тускло освещенное керосиновыми лампами помещение, к нарам в два яруса, на которых лежали не успевшие проснуться мужики.

— Вали их! — завопил Беспалый и не услышал собственного голоса.

Его крик был одним из многих и утонул в грозном хоре других нападавших. Беспалый пырнул ножом вставшего на его пути мужика, успев удивиться тому, как легко клинок вошел в тело. Следующей жертвой стал парень лет двадцати, сидевший на нарах с широко раскрытыми от ужаса глазами. Беспалому даже показалось, что еще мгновение, и его зенки выкатятся из орбит на грязный пол. Тиша ткнул паренька ножом в горло и, выдернув клинок, побежал по проходу, не оборачиваясь на предсмертный хрип. Справа, слева, позади него раздавались топот ног, хрип, крики, слышались брань, удары, стук падающих тел, вопли о помощи. Нападавших переполняло злое ликование, которое мгновенно охватывает бойцов при виде пролитой крови.

Шмель проживал в конце барака, где ему как старшему был отведен чистый угол, отгороженный цветастой занавесочкой. Туда он и устремился, предвкушая скорую расправу.

Буквально за несколько минут блатные порезали почти половину барака. Многие из мужиков встретили смерть, даже не успев подняться с нар, другие напоролись на воровское перо, едва сбросив с себя одеяло. А те немногие, более осторожные, что не смыкали в эту ночь глаз, продолжали бестолково метаться по бараку в поисках спасения. Блатные гонялись за ними и безжалостно полосовали ножами их спины, кололи в бока, не успокаиваясь до тех пор, пока мужики наконец не затихали, истекая кровью, на полу под нарами.

Страшная резня завязалась в дальнем конце барака, где жили самые авторитетные сибирские староверы, большая часть из которых были таежными охотниками. Глядя на то, как они орудуют ножами, можно было не сомневаться, что тесак для них такое же привычное оружие, как и увесистая рогатина.

Староверы яростно защищали свою жизнь, вооружившись припасенными ножами и заточками. Они кололи направо и налево со страшным рыком, какой издает медведь, обложенный со всех сторон сворой обозленных псов. В этот момент зверь особенно опасен, и блатные падали под ударами ножа, словно собаки под острыми когтями рассвирепевшего косолапого. Таежники понимали толк в драках — сходиться стенка на стенку для них было делом таким же привычным, как молодому забияке бегать в соседний поселок на развеселую гулянку. Трижды блатные накатывались на староверов-таежников и всякий раз отступали, оставляя на полу по нескольку человек, корчившихся в предсмертной агонии.

В самой гуще дерущихся Беспалый наконец-то заметил Шмеля: на нем была разодрана рубаха, и через всю грудь справа налево протянулась кровавая борозда. Окровавленного, с перекошенным от ярости лицом, Шмеля можно было принять за чудище, вырвавшееся из преисподней. Рядом рубился его друг, которого Беспалый заприметил еще в первый свой приход в барак мужиков, в драке он был не менее страшен, чем сам Шмель.

— Всех порежем! — кричал Шмель, стараясь в диком гаме сражения переорать наседавших блатных.

Было ясно, что мужики готовы дорого продать свою жизнь.

— Ну что, гады, смерти захотели? Подходи! Подходи! Мигом кишки выпустим!!

Неожиданно завыла сирена. Ее вой больно ударил по барабанным перепонкам, перекрыл голоса дерущихся, заглушил истошный лай сторожевых собак, давно почуявших неладное. Завывание сирены напомнило, что, кроме ссученных и блатных, существуют еще холодное Заполярье, хозяин зоны, а также охрана с оружием и суровые лагерные порядки.