Воровская правда

Среди «автоматчиков» выделялся бывший законный вор Кощей. Двухметрового роста, с неимоверно длинными руками, он и в самом деле казался персонажем из сказки: казалось, вот сейчас взмахнет руками и полетит в тридевятое царство умыкать Василису Прекрасную. Все четыре года войны он прослужил старшиной в штрафном батальоне и повидал столько всего, что хватило бы даже на несколько воровских жизней. Про него рассказывали, что новобранцев, прибывавших на фронт с зоны, он встречал ведром чистого спирта, а за линию фронта переползал не только для того, чтобы выловить «языка», но и чтобы полакомиться немецкой тушенкой. Не без смеха Кощей поведал о том, что там, где стояли воровские части, частенько можно было наблюдать, как бывший уголовник тащит из-за линии фронта, на радость корешам, мешок с провиантом.

Как и всякий уважающий себя вор, Кощей окружил себя многочисленной «пехотой», которая выполняла его приказы так же рьяно, как денщики распоряжения командарма. Четыре года, проведенные в Красной Армии, неожиданно для него самого вошли в его кровь, вылепив из него урку совершенно иного качества. В нем проявилась военная косточка, о которой он даже не подозревал, а на его плечах, в знак признания его боевых и прочих заслуг, братва повелела выколоть полковничьи погоны.

Первый свой орден он получил за хитроумную операцию, задуманную им самим. Тогда он уговорил командира вместо запланированных сорока минут артиллерийской подготовки ограничиться десятиминутным обстрелом. Вся хитрость заключалась в том, что за лишних полчаса немцы успели бы подтянуть к участку, где готовилась атака, значительные силы, и взять их после этого было бы очень не просто. В тот раз высотой штрафники овладели почти без потерь, взяв в плен двух офицеров. Но самым приятным стало то, что на захваченном немецком складе нашлось восемь ящиков коньяка, и целую неделю дорогой французский напиток заменял им привычный чифирь.

* * *

Неправду говорят: «Вор вора терпит». Суки и «автоматчики» любили друг друга со страстью сцепившихся в остервенелой драке собак.

Все началось после раздачи пайки, когда заключенные, сбившись в «семьи», неторопливо поедали негустую баланду.

Рябой отшвырнул в сторону пустую миску и уверенно заявил:

— Не знаю, что будет завтра, а день сегодняшний принадлежит нам. Вот что, братва, не слишком ли сытно будет «автоматчикам» жрать хозяйский харч да кутаться в шубы, в то время когда мы голодаем и одеты, как блаженные во время церковных праздников? У нас впереди дальняя дорога, и сальце под кожей нам вот как нужно! — Рябой посмотрел на «автоматчиков», которые мирно черпали ложками серое варево. На лицах безмятежность и равнодушие. — Вот что, братва, попросим сначала поделиться по-доброму. Если не поможет, тогда за ножку да об сошку!

Кощей лениво хлебал баланду. Весь его вид говорил о том, что ему приходилось питаться и получше, но глаза Кощея зорко следили за тем, как ведут себя в своем углу «красные». О том, что он поселится в одной «квартире» с ссученными, Кощей знал задолго до этапа — тюремная почта всегда работала очень грамотно — и сразу понял, что от этого соседства нужно ждать неприятностей, а потому велел «автоматчикам» извлечь из тайников ножи, подправить заточки.

Кощей делал вид, что его интересует только баланда, но он уже почувствовал, что суки чем-то озабочены, а это грозило только одним — крупной пакостью. Едва ступив на паром, под завязку набитый «красной» нечистью, бывший фронтовик готов был встретить любую неприятность аршинной заточкой.

Рябой поднялся и, увлекая за собой с десяток сук, пошел в сторону «автоматчиков». Кощей продолжал беспечно дохлебывать остатки баланды. Рябой со своей кодлой остановился немного поодаль, как будто опасался попасть в некое магнитное поле, способное вихревыми потоками втянуть его на враждебную территорию.

— Кощей, мы тут с ворами малость покумекали и решили, что ты жирно живешь со своими братками. Если хлебаешь баланду, то тебе достается со дна одна гуща, если одеваешься, то напяливаешь на себя все самое фартовое. Несправедливо это, братан! Мы от голода пухнем, в рванье ходим, а ты жируешь!

Кощей молчал, но весь его вид красноречиво говорил: «Когда я ем, я глух и нем». Потом он аккуратно наклонил миску и слил в ложку несколько вязких капель. Это было обычное пойло — недосоленный перловый супец, но «автоматчик» поедал его с таким аппетитом, как будто разговлялся после долгого поста.

Кощей не смотрел по сторонам. Он знал, что справа от него с аппетитом поедает хозяйское угощение его «семья», а слева — честолюбивая «пехота», рассчитывающая в скором будущем поменять масть. Это была его главная опора, способная брать нахрапом, драться, колоть, резать. Достаточно было всего лишь одного движения, чтобы всю эту людскую массу швырнуть в такой хаос, от которого даже черти схватятся за голову.

— Что же ты предлагаешь? — наконец отложил в сторону ложку Кощей.