Да, пока он проигрывал, но в то же время не сомневался, что придет черед и переговорам. Не может не прийти! Для того и прислали эту пленку поначалу ему, а не политическим друзьям-врагам его высокого покровителя! Это было ясно как Божий день, и какой-то шанс в любом случае еще оставался. Но как они могли выйти на Чатчая, единственного человека, знавшего нынешнего курьера? Никто, кроме него, ни сном ни духом не ведал об этой вилле! Впрочем, как это никто? А Жэнь? Разве она не знала? Знала! Пусть и случайно, но могла проговориться о живущем в горах инвалиде! Чамананд нажал на кнопку селектора и приказал секретарю немедленно доставить к нему девушку. И когда та, по своему обыкновению очаровательно улыбаясь, уже через несколько минут вошла к нему в кабинет, ее поразило мрачное и одновременно злое лицо Чамананда. Она-то полагала, что ее вызывают для массажа и любви. Окинув пригретую у него на груди змею хмурым и не обещавшим ничего хорошего взглядом, тот, не выдержав, сорвался на крик.
— Кому ты, сука, — сверля Жэнь гневным взглядом, проревел он, — говорила о нашей поездке в Саттахип?
— Никому не говорила! — испуганно пробормотала побледневшая девушка, и улыбка мгновенно сбежала с ее сразу же посерьезневшего лица.
— Раздевайся! — сверкая глазами и тяжело дыша, приказал Чамананд.
Дрожащими руками — она впервые видела хозяина в такой ярости — Жэнь быстро скинула с себя все. И впервые в жизни Чамананд остался холоден к ее великолепной, словно выточенной искусным мастером из слоновой кости фигуре. Да и не женщину он видел сейчас своими налитыми кровью глазами, а настоящую кобру, готовую в любую минуту ужалить его в спину. А с кобрами у него был разговор иной, нежели с любовницами. И Чамананд, схватив лежавшую на столе бамбуковую палку и одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, сильно ударил Жэнь по плечу.
— Говори, сука!
Из мгновенно вздувшегося на нежной коже рубца брызнула кровь, но побледневшая Жэнь продолжала хранить молчание. И тогда, уже не в силах себя сдерживать, Чамананд принялся охаживать ее палкой куда попало. И напрасно она пыталась, вытянув руки, смягчить удары — палка доставала и ее спину, и бедра, на которых так любил лежать ее хозяин, и хрупкие плечи. А тот, входя все в больший раж, продолжал калечить так любимое им еще этой ночью тело. Он уже ничего не спрашивал, а только поднимал палку и опускал ее, и Жэнь, видя его налитые холодной яростью глаза и не имея больше сил терпеть, дрогнула. Заливаясь кровью и слезами, она выдавила из себя страшное признание.
— Я говорила об этом… — Она на мгновение запнулась, но новый удар заставил ее поспешить: — Сариту!
При одном только упоминании ненавистного ему имени кровь с новой силой ударила Чамананду в голову. Еще бы! Потаскуха, вытащенная им из грязи и одетая в расшитые жемчугами шелка, за его спиной продолжала крутить любовь с этим подонком! И на беззащитную Жэнь посыпались новые яростные удары. Только теперь Чамананд молотил ее ногами, и Жэнь, даже не пытаясь уже защищаться, только вздрагивала всем телом при каждом новом ударе. Излив наконец душу, Чамананд несколько раз плюнул в лицо бывшей любовницы и, тяжело дыша, без сил опустился на стул. Взяв стоявший на столе недопитый стакан с соком, он сделал несколько жадных глотков, потом, брезгливо поморщившись, с силой швырнул стакан в продолжавшую лежать на полу Жэнь и направился к секретеру. Достав из бара бутылку с виски, Чамананд налил себе полный стакан и большими жадными глотками выпил спиртное. Вернувшись к столу, он уселся в кресло и с отвращением посмотрел на сотрясавшуюся от рыданий Жэнь. Ему стало стыдно за то, что он потерял свое лицо. И чего он, собственно, распустил слюни? Баба есть баба, и сколько ее ни одевай и ни ухаживай за ней, она все равно таковой останется. И не было у него никаких оснований боготворить эту девку. К нему она попала не из института благородных девиц, а все от того же Сарита. Да и какие в Азии, где девочки чуть ли не с двенадцати лет становятся женщинами с благословения родителей, могут быть благородные девицы? Но самолюбие есть самолюбие, а ему… надо было идти дальше…
И Чамананд, не мешкая, вызвал Кринсака. А когда советник, сделав вид, что даже не замечает валявшееся на полу окровавленное тело, почтительно замер в двух метрах от стола, Чамананд хмуро спросил:
— Ты помнишь, у нас работал некий Сарит?
— Да, шеф, — согнулся в почтительном поклоне советник.
— Привезите его ко мне сейчас же на яхту, — понизил голос Чамананд, — но так, чтобы никто вас с ним не видел!
И снова последовал низкий поклон. Проходя мимо Жэнь, советник не удержался и краем глаза все-таки взглянул на поверженную фаворитку. Да, все правильно, видно, старая любовь и на самом деле не ржавеет. Каким бы умным ни был босс, но привязываться почти в шестьдесят к двадцатидвухлетней женщине было наивно. К тому же по роду своей службы он хорошо знал, что «некий Сарит» обладал какой-то невероятной способностью притягивать к себе баб, летевших к нему, словно бабочки на огонь свечи. А огонь этот порою и обжигал…