Воровские истории города С

Хочется верить, что Трифонов-старший потом благодарил Бога, иной раз поглядывая на небеса, — за то, что патрульная машина оказалась тогда в нужном месте и в нужное время. Значит, не оставил еще Бог их семью без внимания. И если поняли они это — не оставит, наверно, до конца.

Холодно в ложе Прокруста…

Эта история произошла в нашем городе. Она мелькнула в газетах лишь несколькими скупыми строчками. Но и тогда чувствовалось, что за ними скрывается нечто ужасное. На поверку так все и оказалось.

* * *

— Давай сюда! — грубо скомандовал Толик, как только Александр налил в миску уху. Пришлось ее отдать и налить себе в другую.

Александр нервно зажевал губами: надоел ему этот чертов бомж. Вперся в его квартиру, чувствует туг себя хозяином, да еще командует! Убить его мало! Первый кусок — ему, лучшая рубашка — ему; радио включает на всю мощь, — оно орет не переставая; и слова поперек ему не скажи — сразу в драку лезет! Г ад!

Александр подсел к столу. На двоих они разлили бутылку водки и к концу ужина вроде поотмякли. Толик без ругани поперся в комнату смотреть телевизор, а Александр принялся мыть посуду: беспорядка он не любил, грязи после пьянок тоже. А этот бомжара… хрен чего приберет! Вот раскидать, пожрать — за двоих любит…

Толик в комнате врубил на всю громкость телевизор (глухой он, что ли: аж на кухне все слышно!) и, разлегшись на «своем» (его, Александра) раздвижном кресле, приготовился провести остаток вечера в кайфе. «Ну погоди, засранец, я те дам!» — обозленный Александр пошел в комнату и убавил громкость:

— Я спать буду!

Его кровать стояла рядом, у стены.

— Пошел ты!.. — Толик бодро вскочил и оттолкнул Александра в сторону. — Передача интересная, я смотрю. Еще раз сунешься — во… — Толик показал увесистый кулак и внаглую повернул ручку звука до отказа.

Александра снова затрясло: «Ханыга, долбанный в рот!» Он кинулся на кровать, а Толик снова разлегся на кресле.

Телевизор орал, Александр лежал, отвернувшись к стене и шептал ругательства. Вскоре Толик захрапел, хотя передача еще не кончилась. «А, сука, теперь посмотрим, кто кого». — Александр вскочил и выбежал на кухню: там у него за шкафчиком кое-что было припрятано…

Вернулся он оттуда с топором: лезвие сам точил. Два коротких взмаха — и мягкий висок Толика пересекла ровная красивая рана, которая тут же заполнилась кровью. Толик во сне лишь взбрыкнул руками и ногами и, так ничего и не поняв, затих навсегда.

Александр выдернул вилку из розетки: «Больше не будешь мой телевизор гонять! И приходить ко мне больше не будешь!..»

Толик появился в его квартире два месяца назад, когда началась настоящая зима, и за это время достал Александра конкретно: иногда выпивку приносил, а жранье — никогда; вел себя нагло. Ночевать стал оставаться, командовать начал; сам психованный какой-то, нервный. Радио вечно громко включал, телевизор гонял сутками — никакого покоя с ним не стало! Пытался Александр не пускать его в квартиру — так он двери выламывал, в форточку, гад, лез! Голым ведь сюда пришел, одежду не свою внаглую на себя напялил… «Нет, ты голым и уйдешь!»

Александр кинулся к теплому еще телу и начал стаскивать с него свои брюки и трусы: «Снимай, гад, это мое все, снимай!»

Рубашки на Толике не было, и вскоре он лежал на кресле совсем голый. На простыню натекала лужица крови, и это Александру совсем не понравилось. За ноги он сдернул бывшего собутыльника на пол. Челюсть Толика лязгнула, и Александру показалось, что тот ухмыляется в усы. «Ах, ты еще и ржать?!» Александр снова метнулся на кухню и лихорадочно выбрал там самый длинный из нескольких кухонных ножей. Вернувшись, он схватил ненавистного Толика за волосы…

* * *

В ванну Толик, и без головы, все равно не поместился — мешали ноги. А крови из него натекло море, и она все еще продолжала сочиться. Пришлось Александру применить топор: отчекрыжить ему ноги чуть не по колено. Мясником Александр никогда не работал, поэтому получилось не очень-то ловко — благо, лезвие было острым. Теперь упитанная туша Толика поместилась в ванну, и, предварительно ополоснув, Александр залил ее ледяночкой, а сверху бросил, всю в красных пятнах, простыню: пусть все думают, что у него тут бельишко замочено. В раковину он швырнул свою такую же пятнистую рубаху. Замочил. И пошел мыть пол в комнате — он любил, чтобы пол у него блестел…