Воровской орден

Не знаю, что стало с Панченко. Суд приговорил его к расстрелу. Но, кто знает, может, власти снизошли. Не стал я выяснять. Неинтересно.'И не так уж важно. Важно то, что все мы сейчас во власти акробатов по части раскоряки. Все мы — безропотные потерпевшие. Когда только поймем это? И не будет ли поздно?

1994 г.

ВОРОВСКОЙ ОРДЕН

Писать о «ворах в законе» (в дальнейшем, для краткости, буду называть их «ВЗ») трудно. Воровское сообщество — вполне легальная организация, но ей свойственна полнейшая информационная непроницаемость.

В местах лишения свободы довольно легко встретиться с «ВЗ», но почти невозможно рассчитывать на откровенный разговор. Вам прямо говорят, что вы можете что-то напутать, и это будет стоить жизни. И вашему собеседнику, и вам.

Еще труднее установить контакт с «ВЗ» на воле. Как правило, они живут без прописки, часто меняют города. Можно, конечно, обратиться за помощью в уголовный розыск, там дадут координаты. Но как потом объяснять свою информированность?

Вот почему я обрадовался, когда получил письмо от прошляка, бывшего «вора в законе». Да какое письмо!

ПИСЬМО ПРОШЛЯКА

«В 1958 году я вышел со штрафника «Чум», что на Воркуте, и с большим трудом зацепился за честную жизнь. Может быть, в моей писанине будет что-то не то, но мне уже 61 год, врать так и не научился. Когда положение вынуждало, я всегда предупреждал, что мне не выгодно говорить правду, и молчал. Вот и в этом письме постараюсь без вранья. Дальше будет все серьезно, а сейчас пошучу. Друзья говорят, что если бы какой-нибудь порученец вошел в баню, где я мылся бы рядом с генералом, то подошел бы ко мне. Внушительный вид — все, что осталось у меня. Хотя, кто его знает, может, и я стал бы генералом, если бы не смерть родителей. Но я стал «вором в законе»…

Родился в 1927 году. Отца, мать и сестру-двойняшку не помню. Семью репрессировали, все погибли. Воспитывался в детском доме и воровать начал ребенком.

Помню, семилетним ночевал в ящике на трамвайной остановке возле тюрьмы. Однажды вылез оттуда и начал собирать окурки. Сверху крикнули. Я увидел зарешеченное окно и небритую физиономию. Человек попросил закурить и опустил «коня». Я поделился окурками, а он — тюремным пайком. Его звали дядя Коля. Я долго грел его, а он — меня. Потом он ушел на этап и я снова остался один. Но теперь я знал, какие люди могут мне помочь. Раньше, когда я просил хлеба, звоня в квартиру, мне отвечали: «Пусть тебе Сталин подаст». Сталин и в самом деле мне подал. Первый срок я получил в 12-летнем возрасте. Хороший закон придумал великий вождь.

Прошу поиметь в виду. Я и подобные мне огольцы были ворами поневоле. Нам просто не в кого было быть преступниками. Поэтому и законы, по которым мы жили, были, по крайней мере с нашей точки зрения, справедливыми. Украсть — укради, на то ты и вор, но отнять, ограбить, нахулиганить, и тем более — убить — не имеешь права. Укради, потому что по-другому тебе не выжить.

Вором мог назваться только оголец, то есть беспризорный, голый, у которого не было ничего: ни дома, ни родителей, ни еды. Воров, у которых все было, мы презирали, называли их домашняками. О них говорили: «Не украдет — его мама накормит».

Были еще блаторилы — взрослые парни, которые собирали вокруг себя домашняков и недопонимающих огольцов, обыгрывали их в карты, всячески использовали, тем и жили. Это они, объявив себя ворами в законе, придумали коронацию. Как только они это сделали, воры из числа беспризорников стали называть себя «честными ворами». Звучит смешно, но мы не хотели, чтобы нас смешивали с блаторилами. Кодекс поведения (в любых ситуациях найди самое честное, самое справедливое решение), который у нас сложился, мы потому и назвали «законом», что его нужно было выполнять неукоснительно. Но сами себя ворами в законе не называли. Это слово пошло от ментов. Это они спрашивали на допросах: «Что, законник?», когда мы отказывались колоться, стучать или давать показания в роли потерпевшего. Почему, например, по воровскому закону настоящий вор не мог иметь сбережения или какую-нибудь собственность? Потому что его самого могли ограбить, и он вынужден был бы стараться вернуть свое барахло, давать против кого-то показания, сажать такого же вора.

Мышление у нас было такое. Если ты для нашего общего живешь, то будешь авторитет иметь. А если увидим, что только о своей кишке беспокоишься… «Налей мне погуще!» или «А ну, отдай пайку!», — этого за нами не было. А если кто-то срывался, то сам себя резал, закалывал. Никаких «гладиаторов» или «бойцов» никто не нанимал, не посылал. Потому что настоящий вор был обязан стать палачом для самого себя.

Это неправда, что закон запрещал вору жениться. Он просто не мог, часто меняя города, имена. Пойдут дети, за них ведь отвечать надо, поднимать на ноги. Или говорят, что вор мог создать семью только с воровкой. Это тоже не так. Просто считалось, что воровка может втюриться в мента и выполнять все его поручения, может от него забеременеть, и тогда она совсем на крючке.