Воровство и обман в науке

Ситуация, при которой потребность общества в технических новшествах и созревшая человеческая мысль совпадали и служили бурному развитию определенной области знания, в истории науки возникала весьма часто. И тогда в определенные, правда, относительно короткие, периоды времени появлялись целые созвездия замечательных исследователей, которые одновременно и независимо друг от друга пытались решить одну и ту же научную или техническую проблему. Что же происходило, когда туман, окутывавший работы по этой конкретной проблеме, рассеивался и ученая общественность признавала какое-нибудь открытие, а исследователей, добившихся наиболее выдающихся результатов, удостаивала, наконец, своего внимания? Разгорались страсти, затевалась беспощадная околонаучная борьба за приоритет. Чем она только не сопровождалась: и жгучими упреками, и необоснованными обвинениями, и досадными оскорблениями. А уж если чьи-то успехи были очевидны и общественный суд единодушно стоял на стороне победителя, его завистники просто начинали испытывать "миллион терзаний", задаваясь вопросом "Почему же он, а не я?" Задетое самолюбие никак не давало им утихомириться и бросало в безудержную погоню за чужой славой. Или, как некоторым казалось, — за своей.

Из истории химии все еще остается непонятным, кто же первым вывел химическую формулу молекулы воды — Н₂O? В какой-то момент желание установить химический состав воды "захлестнуло" множество великих химиков и специалистов. Этим вопросом почти одновременно занимались Генри Кавендиш, Антуан Лоран Лавуазье, Джозеф Пристли и прочие гиганты мысли, захваченные страстью к химии. Спор за приоритет разыгрался не на шутку и в конечном итоге перерос в серьезный конфликт. Каждый с пеной у рта доказывал свое преимущественное право называться первооткрывателем. Только вот в пылу борьбы все ее участники отчего-то разом запамятовали, что до них тайну строения молекулы воды разгадали независимо друг от друга… один из основоположников начертательной и аналитической геометрии, математик и механик Гаспар Монж, и изобретатель универсальной и практичной паровой машины Джеймс Уатт.

Было это так. Прервав свои важные прикладные исследования, француз Монж и англичанин Уатт, подстегиваемые жаждой охватившего всех научного любопытства, тоже переключились на поиск химической формулы воды. Работая в Мезьерской инженерной школе, Монж даже специально для этого открыл лабораторию. Так хотелось ему испытать свои возможности в иной области знаний. Повезло ли Монжу? Можно сказать, что да. Любитель точных геометрических построений, он одним из первых, если не самым первым, выяснил, что молекула воды состоит из атомов кислорода и водорода, и подтвердил смелый для того времени вывод успешно поставленным экспериментом по синтезу воды из кислорода и водорода.

А что же Уатт, который сталкивался в своей деятельности с водой самым непосредственным образом (движущей силой его парового двигателя был водяной пар)? Он установил, что оксиген (кислород) есть вода, утратившая гидроген (водород). Причем об этом заключении Уатта знали в самых разных странах. Вот почему, когда в споре за приоритет открытия формулы воды между последующими "первооткрывателями" все-таки всплыло его имя, некоторые из его коллег начали настаивать на безусловной принадлежности авторского права именно Уатту, которое он и должен защищать. Сам же Уатт равнодушно отмахивался от этих советов, полагая, что "лучше уж терпеть муки несправедливо оттесненного от собственного открытия ученого, чем попасть в кромешный ад борьбы за приоритет и восстановление научной чести". Ведь однажды замечательный изобретатель уже испытал на собственной шкуре, сколько душевных сил отбирает подобная борьба. Это произошло, когда он был вовлечен в серьезную дрязгу по поводу запатентованной им конструкции паровой машины с цилиндром двойного действия.

Правда, пока разгорался весь этот сыр-бор за право быть первосоздателем теплового двигателя, машине Уатта удалось найти себе сторонников в среде фабрикантов и, благодаря их поддержке, утвердиться в правах, сыграв решающую роль в переходе цивилизованного мира к машинному производству.

Характерно, что специалисты, изучающие психологию научного творчества, в большинстве своем сходятся на том, что ни один истинный ученый, каким бы тщеславным он не был, не испытает радости от ошибочно приписанного ему приоритета на важное открытие. Такого мнения придерживался, кстати, и замечательный канадский биолог и физиолог Ганс Селье, считавший, что "ученые тщеславны, им нравится признание, они не безразличны к известности, которую приносит слава, но очень разборчивы в отношении того, какого признания им хотелось бы добиться и за что им хотелось бы стать знаменитым".