Воры над законом, или Дело Политковского

Политковский, всегда ровный в общении и даже галантный, вдруг весьма сильно осерчал, поднял шум и намеренно способствовал широкой огласке этой истории в столичном обществе.

Думаю, он рассуждал примерно следующим образом: раз многие слышали об этом карточном долге (Александр Гаврилович предусмотрительно о нём раструбил ещё прежде, при жизни Саввы), то должны встать на его, Политковского. сторону. Но директор канцелярии комитета о раненых в данном случае просчитался.

Скандал-то возник, но дело так и не продвинулось ни на йоту в том направлении, на которое рассчитывал наш герой.

Иван Яковлев скандала не испугался и ничего Политковскому не выплатил. Так что скандал делу не помог, разве что привлёк внимание к тому роскошному образу жизни, который вёл Александр Гаврилович, что Политковскому было, на самом деле, совсем не на руку.

Был он всего лишь директор канцелярии (а таких в Петербурге было не счесть, в одном военном министерстве было несколько), а жил меж тем как истинный Крез, побогаче иных аристократов и купцов-миллионщиков.

Однако постепенно об этом грандиозном карточном долге и связанном с ним скандале в Петербурге более или менее как будто подзабыли.

А чрез несколько лет умер вдруг и сам Политковский; умер довольно странно — то ли отравился, то ли был даже убит (отравлен), то ли то был апоплексический удар (вскрытия сделано не было, что только усиливает всякого рода подозрения касательно естественного прекращения жизни Александра Гавриловича).

В ходе спешно начатого по высочайшему соизволению следствия чиновники канцелярии Политковского (и Рыбкин, и Тараканов, и Путвинский) единогласно среди прочего показали, что они многократно слышали от самого тайного советника о том, что Савва Яковлев должен ему громадную сумму.

В частности, Политковский не раз заверял подчинённых, что долг будет погашен, и что сумма эта будет непременно внесена в финансовый фонд комитета.

ВСТАВКА ОТ ПУБЛИКАТОРА:

Кассир Рыбкин показал на следствии: «Хотя я и просил Политковского дать мне о взятых деньгах расписки, но Политковский, таковых не давая, говорил, что эти деньги пополнит тогда, когда получит от Яковлева долг».

Ефим Курганов.

В том же заверял будто бы и сам Савва Яковлев, говоривший чиновникам, что деньги вернёт, но попозже.

При этом коллежский асессор Тараканов утверждал, что речь у буяна-миллионщика шла не об одном, а о целых двух миллионах рублей серебром.

Следователи вызвали Ивана Яковлева, но тот категорически заявил, что об этом долге не знает ровным счётом ничего, что в самом деле сомнительно, ибо и он посещал карточные вечера у Политковского и вообще был в курсе того, что там происходило.

Дело дошло и до самого государя Николая Павловича, ибо Его Величество внимательнейше изучал все материалы следствия по делу Политковского. Ознакомился он и с допросом Ивана Яковлева, оставил на допросном листе свои пометы и поинтересовался потом у следователя генерал-адъютанта Анненкова, о каком же это миллионе речь.

И тут граф Алексей Орлов, шеф корпуса жандармов, приватно порекомендовал Ивану Яковлеву пожертвовать на нужды комитета о раненых военного министерства один миллион рублей серебром, заметив, что сие благое дело поможет сохранить тот священный капитал, коему в своё время (после войн с Наполеоном) император Александр Первый, брат царствующего государя, положил такое благочестивое начало.

Иван Яковлев оказался умным и полностию внял полученному от верховного жандарма совету и пожертвовал-таки на нужды комитета о раненых миллион рублей серебром, хотя до того благотворительностью никогда не занимался. А тут вот пришлось, дабы не нажить неприятностей с жандармским начальством.

Император Николай Павлович призвал Ивана Яковлева к себе, лично сердечно благодарил и наградил званием камергера при своём Дворе.

Именно званием камергера наградил. Понимаете? Оцениваете, друзья мои?

Император в некотором смысле как бы взял Ивана Яковлева камергером к своему Двору взамен выбывшего Политковского; удостоил сей чести Ивана Яковлева, ибо тот вернул царю сумму, которую должен был Политковскому (карточный долг брата Саввы), вернул ту самую сумму, которую Политковский забрал у царя из государственной казны.

И Николай Павлович, безо всякого сомнения, не мог не понимать такого весьма хитрого расклада и всех возможных последствий своего шага и тех оценок происшедшего, которые неизбежно появятся в русском обществе.

Не мог не понимать государь, что, давая Ивану Яковлеву камергера, он делает совершенно двусмысленный поступок, который именно так и будет расценён.

Не мог не понимать, что миллион рублей серебром, внесённый Иваном Яковлевым в фонд комитета о раненых, есть не что иное, как возвращение карточного долга Саввы Яковлева Александру Политковскому. И иначе это никто и не воспримет.