Воры в доме

Соседи провожали на станцию. Цепляясь руками за платье Зульфии, путаясь в ногах и не поспевая за взрослыми, бежал четырехлетний Карамат, круглый сирота, дальний родственник Рустама. Он не понимал того, что происходит, но чувствовал какую-то непоправимую беду и всхлипывал, задыхаясь и шмыгая носом.

Рустам плакал. Страшно было оставлять старую мать, страшно было за свою молодую жизнь. Служба в армии казалась ему трудной, а особенно боялся Рустам фронта, самолетов. Приезжали раненые, искалеченные войной люди, и рассказывали: "Летают самолеты и бросают бомбы. И от бомбы никуда не укроешься, не спрячешься. Вместе с землей выбрасывает человека".

Страшился Рустам службы в армии - был он молод, малограмотен, русского языка совсем не знал, всю свою короткую жизнь провел в горах с овечьими стадами.

Трудно было уезжать от старой матери, и еще в кишлаке оставалась молодая девушка - Ширин; Рустам даже никогда с ней и не разговаривал. Тяжело это - уезжать, ни слова не сказав девушке, которую ты, возможно, полюбил бы.

Плакал Рустам, закрывал рукавом черные глаза свои с голубыми, как у детей, белками. Худое, легкое тело его судорожно дергалось от рыданий.

Соседи утешали, уверяли, что не оставят мать без помощи. Председатель колхоза рассказывал, какой замечательный праздник он устроит, когда Рустам возвратится. Женщины плакали, вспоминая своих сыновей и мужей, ушедших на войну.

Поезд постоял предусмотренную расписанием минуту и тронулся. Старая, бессильная Зульфия... Провожающие... Станция... И большое, сложное, непонятное сооружение - семафор...

...Трудно было Рустаму в части. К русским командам он постепенно привык, но разговорный язык понимал плохо. И совершенно переставал понимать, когда на него кричали. А кричали на него часто.

Командир взвода лейтенант Черешнев, плотный, круглолицый человек с зычным голосом, из старшин, особенно возмутился, когда на занятиях по огневой подготовке Рустам не смог прищурить левого глаза. Как только он закрыл левый глаз, закрылся и правый.

"Симулирует", - решил Черешнев и сам повел Рустама в санчасть. Врач осмотрел Рустама, слегка ударил маленьким молоточком по веку и сказал, что бывают люди, глаза которых устроены так, что закрываются одновременно.

- Вот несчастный, - искренне огорчился Черешнев.

На стрельбах Рустам с первого же выстрела попал в мишень. Но, несмотря на отличную стрельбу, с огневой подготовкой дела были плохи: Рустам никак не мог понять взаимодействия частей такого простого механизма, как русская винтовка образца 1891-го дробь 30-го года.

Попал он в кавалерию. И никак не мог командир взвода выработать у Рустама кавалерийскую посадку и научить облегчаться на рыси. Рустам сидел, плотно обхватив ногами конские бока, а когда пробовал облегчаться, то сильно опирал ногу на стремя и набивал коню спину.

Открылся у Рустама и талант - был первым во взводе по рубке. И совсем последним по политграмоте: плохо говорил по-русски и стеснялся отвечать на вопросы.

Часто Рустам получал взыскания от командира взвода, и казалось ему, что Черешнев ненавидит его, злится и придирается. Впрочем, Черешнев и впрямь не любил этого молчаливого солдата, с которым приходилось так много возиться.

...Полк готовился к отправке на фронт. Командир дивизии приехал проверять боевую выучку. Начался смотр. Один за другим пролетали кавалеристы, брали препятствие, рубили лозу.

Рустам в своем взводе шел восьмым. Волновался, знал, что на него смотрит командир дивизии (ефрейтор перед смотром долго втолковывал ему это). Свистел клинок, и лоза ровно падала, вонзаясь наискосок срубленным концом в мягкую землю.

Полковник неподвижно сидел в седле, хоть конь горячился и переступал с ноги на ногу. Когда проскакал слившийся с конем Рустам, полковник закричал:

- Ну и молодец!

- Солдат второго взвода Курбанов, - доложил Черешнев.

- Твой?

- Так точно!

- Ну как он?

- Рубит и стреляет хорошо. Но посадка...

- Что посадка? Ты сколько в кавалерии?

- Пять лет, товарищ полковник.

- А я тридцать пять. Так знай, что ни ты, ни я так не сядем. Его снарядом из седла не вышибешь. А он дерево с корнем вырвет и не шевельнется. Ясно?

Черешнев вспомнил, что действительно иногда в шутку Рустам на скаку хватал товарищей за руки. Как-то он поймал за руку ефрейтора, и тот после рассказывал, что если бы Рустам не выпустил руку, то он вылетел бы из седла и грохнулся на землю.

После осмотра выстроили полк. Выступил командир дивизии. Говорил о том, как нужно воевать. И в конце сказал:

- Среди вас есть такие молодцы, как солдат Курбанов. Маленький, а настоящий богатырь!

Подталкиваемый ефрейтором, Рустам вышел из строя.

- Служу Советскому Союзу!

Полковник вынул из кармана большие часы.

- В Кремле получал. В двадцатом году. За скачки. Таванвач фирма называется. Носи с честью.

И протянул счастливому Рустаму часы.