Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

Первая цепь полицейских была прорвана, но вторая твердо стояла на пересечении улицы Яфо с переулком Королевы Мелисанды, защищая учреждения районного комиссариата. Полицейские были вооружены винтовками, и хотя приказа пустить оружие в ход еще не последовало, черные дула удерживали толпу на расстоянии пятнадцати метров. Многие полицейские прибыли в страну лишь несколько недель назад и были совершенно сбиты с толку тем, что здесь увидели.

Вторым справа в строю стоял молодой констебль Тернер, светловолосый красивый парень из деревни в Саффолке. Сжимая винтовку, он смотрел на колыхающуюся перед ним толпу широко раскрытыми, слегка навыкате глазами. Он никогда не видел, чтобы толпа вела себя таким образом, и не понимал, о чем кричат эти люди. Ему объяснили, что евреи хотят независимости, что если британское правление их не устраивает, они могут отправиться туда, откуда прибыли, и посмотреть, будет ли Гитлер для них лучше. Констебль согласился с таким мнением. Он не имел ничего против евреев — хотя они иной раз и казались ему странными существами. Он знал одного полицейского-еврея из Уайтчепла, вполне приличного парня, А дома в Саффолке, перед отправкой, он слушал проповедь тамошнего священника против Гитлера и расизма и о том, как жгут синагоги этих бедняг. Так что он прибыл в страну, жалея евреев и безо всякого предубеждения против них.

Но он хорошо помнил слова сержанта, услышанные в первый день. Сержант пробыл в стране пять лет, знал язык и все местные порядки, так что у констебля, как говорится, открылись глаза. «Смотрите в оба, — говорил сержант, — это горячее место. Бойтесь араба Джонни и еврея Мойше. С Джонни обращаться легче, но зато он очень нервный. А возбудившись, он непрочь пострелять. Зато он воюет в открытую, большей частью в горах. Мойше — совсем другого сорта. Мойше всегда с улыбочкой, себе на уме. Он любит подсовывать бомбы замедленного действия, которые взрываются, когда ты не ожидаешь, и устраивать засады в темных улицах, как это принято у гангстеров. И везде у него помощники. В настоящий момент Джонни спокоен, а Мойше что-то задумал. Так что глядите в оба».

С тех пор констебль Тернер смотрел в оба, и когда в еврейских лавках и ресторанах ему любезно улыбались, он про себя думал: «Брось, меня не проведешь!»

Вот сейчас они орут на площади, как стадо обезьян. Покончив с витринами, они занялись телефонными будками и уличными фонарями. Фонари гасли постепенно, один за другим, затем последовала яркая вспышка, как при коротком замыкании, и оставшиеся фонари погасли все сразу. Площадь погрузилась в темноту, вопли и визг усилились. Молодой констебль Тернер сказал себе, что все это ему не нравится.

В первом ряду толпы констебль заметил странно одетого парнишку, с черными пейсами и черными бумажными чулками, перевязанными у колен веревками. Он прижимал к бедру бархатную сумку, из тех, с которыми ходят в синагогу. Парнишка вел себя, как дьявол: кричал, жестикулировал и подскакивал. Несколько раз напор толпы выталкивал его вперед, почти в объятия Тернеру, но он проталкивался локтями назад в толпу и совсем не казался испуганным. Напротив, он строил Тернеру гримасы. Тот старался смотреть в другую сторону, но взгляд почему-то возвращался к мальчишке. Вот сейчас он высунул язык. Тернер это отлично видел, несмотря на темноту. С болтающимися вдоль темноглазого лица пейсами, с высунутым острым языком парень выглядел так безобразно, что по телу пробегали мурашки. Вдруг мальчишка начал что-то декламировать на своем языке. Тернер не понимал его и не догадался, что и сам он произносил те же слова в церкви, правда, в переводе на английский: «Пошли на них молнию и рассей их, — кричал мальчишка неистово и подпрыгивал. — Пусти в них стрелы и избавь меня от руки чужих детей». Тернеру очень хотелось схватить мальчишку за шкирку и хорошенько встряхнуть — просто, чтобы поучить, как надо себя вести. Но так вот стоять, пытаясь уклониться от камней, которые летят в тебя, и смотреть на этого дьявола, гримасничающего прямо под самым твоим носом, это может вывести из терпения. Что ж, такова служба.