Воры, вандалы и идиоты. Криминальная история русского искусства

С пакета, принесенного в Госдуму, сняли отпечатки пальцев, но никаких результатов это не принесло. Был ли анонимный коммунист тем же человеком, кто украл картину? Или она попала в его руки окольными путями? Знают ответ лишь те, кто никогда не будет разговаривать об этом с журналистами, а я и спрашивать не буду, опасаясь мести вышеизложенных председателей.

Байки № 2

рассказанные мне одним немолодым, но очень милым московским коллекционером на Масленицу, под водочку и блины с красной икрой, среди его интерьеров, увешанных голыми женщинами маслом

Было это лет 12 назад, одному коллекционеру, моему приятелю, принесли с Арбата автографы. Говорят – «рисунки Василия Жуковского[1]». Смотрит – вроде похоже. Но все равно, конечно, сомневается. Говорит продавцу: «А пойдем тут быстренько экспертизу проведем? Тут как раз Музей Жуковского[2] рядом, давай заглянем, им покажем, что скажут?» Продавец без малейших колебаний соглашается, и вдвоем с покупателем оба идут в Музей Жуковского в одном из арбатских переулков.

Там им выдают сотрудника, тот смотрит на рисунки и выносит вердикт: «Конечно, очень похоже. Но точно не Жуковский, не подлинный автограф. Потому что это идентичная копия тех рисунков, которые у нас в музее висят. Были бы хоть вариации какие – можно было бы посомневаться. А это просто – точная копия!»

Тут, рассказывал приятель, в душе у него зашевелился червячок сомнения. И он сотрудника музея просит показать эти самые музейные оригиналы, исходные образцы из фондов. «Зачем же из фондов? – отвечает сотрудник. – Они у нас в экспозиции висят, вон на той стене».

Теперь уже втроем – продавец, покупатель и эксперт – гуськом следуют к указанной стене по узким коридорам-лестницам старинного особнячка. «Вот тут они у нас висят!» – говорит сотрудник музея и указывает рукой на стену. Стена оказывается пустой. Рисунки исчезли.

В общем, говорят, того нового музейного охранника, который на днях эту витрину опустошил, вычислили достаточно быстро. По описанию нашего продавца, очень расстроенного такой подставой. Хотелось бы сказать, что они этого охранника вот прям там на лестнице нос к носу встретили, но врать не буду.

* * *

Прихожу как-то к приятелю, который собирает и торгует. Он стоит, смотрит на новое свое приобретение. Женский портрет, вроде кисти Надежды Удальцовой[3], точно не помню. Изображена неизвестная, причем такой характерной восточно-еврейской внешности, с носом. Говорю ему:

– Ба! Да вылитая Майя Плисецкая[4], жаль, не она!

– Почему не она? А вдруг?

– По датам не подходит, маловата она еще в тот период была, не выросла.

– Да, действительно. А жаль, хвастался бы…

– Ну ты хвастайся, что это ее мама, как ее? Актриса Рахиль Менделевна Мессерер, вот.

– О! Ты круто придумал, действительно. Так и окрестим нашу «незнакомку» для домашнего пользования.

Ну, оба поржали тогда и разошлись.

Спустя десяток лет на одном антикварном салоне мне пытались продать эту картину как натуральный портрет Рахили Мессерер, матери Плисецкой. В доказательство чего даже показывали надпись на обороте с указанием имени модели. Был польщен своею ролью феи-крестной.

* * *

Однажды некий человек нарисовал 300 рисунков Тышлера. Неплохих, даже экспертизу о подлинности на них получить смог. Чистая графика, без подкраски цветом.

И вот, один мой приятель умудрился целых сто листов из этого разводилова приобрести. Быстро, конечно, разобрался, что фуфло, жалел потраченных денег.

Захожу к нему как-то, а он сидит, радостный:

– Сплавил! Сплавил это фуфло! И даже заработал на этом! Ура, отмылся!

Потом оказалось, что десяток листов из этого набора, самых симпатичных и качественных, он себе все-таки оставил, для коллекции. «Зачем?? – спрашиваю. – Зачем тебе этот фейк??» Молчит. Сам не знает. Но, как Кощей, приберег для себя.

* * *

Сижу как-то в Третьяковке в служебных помещениях – по своим делам. Смотрю, как люди работают, человека жду. Мимо меня проходят несколько весьма корпулентных дам, в погонах, со стальным взглядом. И ведут тощего дрожащего человечка, очень бледного. Несут папку с графикой. Оказывается, то ли приставы, то ли таможенники, а он, этот цуцик, задержан. А в его папке – сотня шедевров графики от гениев русского авангарда.

Полчаса спустя вижу, как они шествуют обратно: дамы печальны и молчаливы. Цуцик же улыбается облегченно. Папку с рисунками он выкидывать не стал: мало ли кому потом пригодится продать, и вообще, вдруг эксперты Третьяковки ошиблись?

* * *

Когда я был молодой и красивый, но уже собрал неплохую коллекцию, то жил в самом центре. А на соседней улице жил крупный частный коллекционер, известный подонок.

И вот он умер. А после него осталась достаточно юная вдова, в квартире, набитой искусством. Тут один друг говорит мне: «А женись на ней! Объедините, так сказать, коллекции!»