Восемь дорог Желтого источника

Ну а теперь, советник Тан, мне придется взыскать с тебя долг, иначе он неминуемо настигнет тебя по ту сторону.

С этими словами Владыка Янь-ван поднялся, взмахнул рукой — и величественное кресло растаяло, разошлось в воздухе легчайшей темной дымкой. Он подошел к северянину и вынул меч из сияющих ножен.

— Тебе придется умереть столько раз, сколько жизней ты отнял, — произнес он, и в голосе его не было ничего, кроме печали. — Воспользуйся этим опытом правильно.

Отражения факелов на гладкой поверхности лезвия слились в единый поток, несущийся навстречу — и холодный до дрожи клинок легко пронзил его грудь, словно та была сделана из масла или свежего сыра.

Удивление оказалось так велико, что он и не вспомнил о боли. А она набросилась тут же, вонзила в него свои острые зубы, распорола грудину вдоль и поперек. Он закричал, забился, растворившись в этой боли, позволил захватить свое тело и разум, напрочь забыв, что теперь в состоянии ее укротить. Это воспоминание мелькнуло в нем почти случайно. И он вцепился в него, как тонущий в реке цепляется за проплывающую мимо ветку. Целая вечность прошла, пока ему удалось вспомнить нужные ощущения и повторить их, сначала срываясь обратно в агонию, а потом все увереннее и увереннее. Отрешиться от боли, успокоить разум, уловить разорванные потоки ци и направить их на восстановление. Будто со стороны он наблюдал, как шумит кровь в сосудах, как создаются заново их поврежденные стенки, как стягиваются края раны и нарастают на них рубцы.

Спустя еще одну бесконечность времени он открыл глаза — и увидел над собой высокую фигуру в черном.

— Неплохо, — произнес знакомый голос, — для первого раза.

Раздался легкий свист, сверкнула перед взором яркая сталь — и все дальнейшее слилось в единую спираль без конца и начала. Его пронзали насквозь, рубили едва не напополам, перерезали горло, вспарывали брюхо — и боль снова и снова заявляла на него свои права, пока воспаленный, мечущийся в непрекращающихся предсмертных судорогах разум не спохватывался и не находил способ обуздать эту муку. С каждым разом ему казалось, что вот теперь-то он никогда не забудет, как это делается, — и каждый раз все повторялось снова. Только подчинить себе тело получалось все легче и легче…

И когда вместо того, чтобы нанести новый удар, Владыка Янь-ван протянул ему руку, одобрительно приглаживая другой бороду, он даже не испытал облегчения — лишь некоторое удивление — как, неужели все? — и… благодарность. Потому что знал, для чего нужны были эти мучения.

— Теперь ты готов, пожалуй, — произнес Справедливейший из судей, внимательно его разглядывая. И Тан Лану казалось, что он весь — со всеми надеждами, страхами и мыслями, даже теми, о которых и сам не подозревает — подобен глупому мотыльку на раскрытой ладони. — Иди. Я передам Юань Чэну, что его ученик способен укротить огонь и приручить ветер.

Пальцы Владыки сжали его кисть — сильно, едва не до хруста. Кожу на тыльной стороне вдруг обожгло. Длинный черный ноготь легко постучал по мерцающей золотой печати.

— Врата Тревоги. Самое то для колдуна.

Северянин усмехнулся, вспоминая жуткие маски, украшающие эти врата. Суть врат Тревоги — страх. Запутать, напугать, подсказать, шепнуть… Но не ранить, не убивать. Все верно: его меч теперь — лишь слово и разум.

— Так, — подтвердил его мысли Владыка. — Помни также: чтобы проникнуть в суть вещей, тебе достаточно внутреннего зрения.

Несколько озадаченный подобным напутствием, он в последний раз поклонился Владыке Желтого источника и направился к последним оставшимся здесь вратам.

— Здравствуй, дитя!

Когда пространство вокруг заполнилось чистым сияющим светом, а внутри и снаружи зазвучал Голос, он испытал радость узнавания. Это ощущение благодатного спокойствия и умиротворения было ему знакомо: он словно был маленькой одинокой каплей, вернувшейся вдруг в полноводную реку. Тан Лан впитывал это чувство всем своим существом, желая слиться с ним, постичь его.

— Что ты выберешь: отправишься дальше или же предпочтешь родиться заново?

— Конечно, дальше, — ответил он сразу. — Ты же знаешь.

— Знаю, несломленное дитя, но ты должен был произнести это сам. — В голосе почудилась ему ласковая, немного печальная улыбка. — За право продолжить путь ты должен отдать мне что-то ценное, что-то, чем ты дорожишь. И такого я вижу немало: твой дар, знания, жажда жизни…

— Нет, — он покачал головой. — Без дара и знаний я буду бесполезен, а без желания жить…

Он замолчал, припоминая последние свои дни в земном мире. Да, без желания жить ему вовсе не вытянуть. Мысли своевольно полетели дальше, возвращаясь все время к странному наставлению Владыки Янь-вана. Решение пришло быстро, но ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы его озвучить.

— Примешь в качестве платы мои глаза? — спросил он почти беззаботно. — Насколько я помню, от них и так уже было немного толка.

— Хорошо, дитя, — ответил Голос, подумав. И Тан Лану показалось на миг, что поток теплого белого света ласково погладил его по волосам. — Пусть будет так. Ступай.