Восемь Драконов и Серебряная Змея

— Отец? — рассеянно протянул юный принц. — Разумеется, я поклонюсь этому достойному… что? — он заморгал, глядя на зятя с искренней обидой.

— Верно, — терпеливо ответил тот. — Я только что говорил с моей старшей о Ван Юйянь. Она — твоя единокровная сестра. Кому, как не матери, знать отца своего ребенка?

— Не может быть, — ошеломленно ответил Дуань Юй. — Ты, верно, лжешь мне, Шэчи! Это одна из твоих глупых шуток… или ты хочешь отобрать Юйянь у меня? — он с бездумным подозрением уставился на зятя, что все так же держал его за плечи.

— Твой рассудок помутился от горя, не иначе, — сокрушенно вздохнул Инь Шэчи. — Подумай, стал бы я врать другу и родственнику о подобных вещах? К тому же, прекраснейшая из женщин мира — Му Ваньцин… тоже, как ни странно, твоя сестра, — он помимо воли ухмыльнулся. — Она — моя жена, к чему мне какие-то девицы из восточных провинций?

— Небесная Сестрица… то есть, Ван Юйянь — не какая-то, — с нарастающим унынием возразил Дуань Юй. Силы оставили юного принца, и он вяло повис на руках зятя. — Лик ее прекраснее нефрита, а голос столь чарующ, что любая музыка в сравнении с ним — пустой шум… как же так, брат? Почему та единственная, что затмила для меня всех женщин под небесами — моя сестра? Почему ее отцом не мог быть кто-то другой?

— Верно, потому, что твой батюшка очень уж общителен и любезен с дамами, — сочувственно ответил Шэчи. — Не отчаивайся, братец — много прекрасных дев осеняют своим присутствием Поднебесную…

— Я помню твои слова, сказанные сестрице Лин в вашу первую встречу, — горько перебил его Дуань Юй. — Не стоит повторять их мне. Умом, я и сам понимаю, что нашей с Юйянь любви — не бывать. Но мое сердце томится по ней, словно птица в клетке…

— Может, дары Ду Кана[3] успокоят твое сердце? — предложил Инь Шэчи. — В Доме Камелий просто обязан быть винный погреб, и, судя по качеству блюд, которыми нас потчевали за обедом, вина в нем — самые лучшие и выдержанные.

— Мне все равно, — с тоской ответил юный принц. — Можно и выпить. Но не думаю, что даже самое крепкое вино сможет вернуть мне душевный покой…

Где-то полчаса спустя, двое юношей сидели в одной из комнаток поместья госпожи Ван, в компании полудесятка кувшинов и кувшинчиков, а также блюда холодных закусок. Дуань Юй с пьяными всхлипами приканчивал очередную рюмку, а почти не захмелевший Инь Шэчи по мере сил пытался его утешить.

— Что насчёт… м-м-м… А Чжу? — спросил он, наполняя свою чарку. — Ее лицо красиво, словно цветущая бегония, а стан гибок и строен, точно молодой кипарис. К тому же, с девушкой, столь хорошо владеющей искусством перевоплощения, тебе никогда не будет скучно.

— Вижу, ты совсем не общался со служанками семьи Мужун, брат, — невнятно возразил юный принц. — Она и А Би — сироты. Не сестры — это видно даже по их лицам, — но обе потеряли родителей во младенчестве. Думаю, тут не обошлось без моего папы, — он безрадостно хихикнул, и опрокинул очередную рюмку крепкого вина, настоянного на травах.

— Я бы, все же, не стал подозревать его в отцовстве каждой из встреченных дев, — с сомнением ответил Шэчи. Пригубив свое «цзимо», он довольно кивнул, катая на языке насыщенно-сладкую жидкость с легким хлебным привкусом.

— Пока отец девицы неизвестен, я не стану рисковать, — решительно промолвил Дуань Юй, вновь прикладываясь к горячительному.

— Ладно, — махнул рукой его собеседник. — Тогда, что ты думаешь о той служанке госпожи Ван, что без ума от тебя? Как там ее зовут — Ланьцзянь? — предположил он, закусывая вино зелёным пирожным.

— Цзюйцзянь, — безрадостно ответил юный принц, хмелеющий все больше, но не прекращающий пить. — Признаюсь тебе честно, брат — покупая служанок, тетушка Ли явно выбирала тех, что поплоше видом. Я уже и не знаю, как отделаться от этой навязчивой девицы.

— Хорошо же, — тяжело вздохнул Инь Шэчи. — Помнишь ту певичку из гостиницы в Чанша? Ты битый час осыпал ее хвалебными словами, и оставил в ее кошельке половину своих денег. Как же ее звали? — он задумчиво тронул подбородок. — Сян-эр? Ян-эр? Лян-эр?

— Мне понравился голос Жун-эр, и ничего более, — нечленораздельно возразил Дуань Юй, и громогласно икнул. — Ты что, и впрямь кинулся бы разыскивать ее?

— Чего не сделаешь ради родни? — задумчиво ответил Шэчи. — А что, если… — повернувшись к шурину, он замолк: его собутыльник сладко спал, склонив голову на стол, и увлеченно пуская пузыри. Весело хмыкнув, юноша подхватил своего нестойкого к вину родственника под руку, и потащил к кровати.

Уложив шурина, Инь Шэчи покинул комнату, и отправился выяснять у служанок, где устроилась его жена. Вскоре, он отыскал указанную ему спаленку, и, без особого стеснения распахнув дверь, вошёл. Внутри обнаружились широкая кровать с балдахином, бумажная ширма, расписанная танцующими журавлями, и Му Ваньцин, сидящая перед небольшим медным зеркалом. Девушка, избавившаяся от головного убора, плаща, и вуали, вынимала из волос заколку; рядом с ней, на столике, лежал потёртый черепаховый гребень.