Восемь Драконов и Серебряная Змея

Сегодня, Шэчи был впервые благодарен отцу за навязанных им охранников. Более того, он от всего сердца благодарил небеса за неуемную отцовскую заботу. Уголки его рта приподнялись в улыбке облегчения, веки то и дело смаргивали предательскую влагу, а сам юноша тяжело оперся на главу телохранителей, строгого и седоусого Сун Тяньци, за малым не повиснув на нем всем телом. До сего дня, наследник семейства Инь презрительно игнорировал старого воина, считая его, и небезосновательно, скучнейшим человеком подлунного мира, но сейчас, он казался Инь Шэчи одним из самых близких ему людей.

Сун Тяньци не терял времени, быстро отдав своим людям несколько коротких приказов. Один из них выпустил в воздух пару хлопушек, с громким треском взорвавшихся в небесной вышине — семейство Инь было в числе немногих знатных фамилий Ваньчэна, которым позволялось вызывать стражу подобным образом. Другие рассыпались редкой цепью, выхватывая мечи и сабли, а сам глава охранников повлек Шэчи прочь, закинув его руку на плечи, и удерживая юношу за пояс. За их спинами раздались тревожные выкрики. Обернувшись, Инь Шэчи увидел, как Юнь Чжунхэ, выпрыгнув из окна, легко приземлился на мостовую, и немедленно бросился прямо на острия клинков охраны. Его птицелапый жезл засвистел бурным вихрем, отбрасывая в стороны оружие телохранителей, и щедро раздавая тяжёлые оплеухи. Охранники пятились, едва сдерживая яростный напор убийцы в черном. Раздались первые крики боли: мастерство воителя, назвавшегося Злейшим Среди Людей, на голову превосходило умения его противников, и те не могли отразить все из сыплющихся на них ударов.

— Не смотрите на это, молодой господин, — тяжело бросил старый телохранитель, продолжая волочь юношу на себе. — Ваш отец был щедр к нам все эти годы. Настало время отплатить за его щедрость, и мы готовы отдать эту плату кровью.

— Тяньци, я… это я виноват в их ранах, — выдавил Шэчи, шмыгая носом. — Я разозлил того мерзавца, насмехаясь над ним. Если бы не я, то мой знакомый, Лю Дэхуа, был бы жив, а твои братья по оружию — целы и невредимы, — юноша громко всхлипнул самым немужественным образом.

— Из любого несчастья можно извлечь ценный урок, молодой господин, — отстраненно произнес старый охранник. — Надеюсь, вы крепко запомните сегодняшний.

— Конечно, — горячо заверил его Инь Шэчи. — Отныне, я и думать забуду о насмешках над незнакомыми людьми.

— Не в насмешках дело, малыш, — ответил Сун Тяньци с добродушной улыбкой. — Как говорил мудрец Сунь У, знай врага, знай себя, знай поле вашего боя, и ты никогда не проиграешь. Сегодня, ты сумел уйти живым лишь потому, что хорошо знал тот весёлый дом, и свои способности. Впредь, постарайся лучше оценивать тех, кого захочешь раздразнить.

— Это… спасибо, Тяньци, я запомню твои слова, — ошарашенно отозвался юноша. До сего дня, он видел от начальника своей охраны лишь неодобрение и осуждение, но никак не дружескую поддержку.

Из-за угла раздался грохот множества копыт, и навстречу убегающим загарцевал конный отряд. Стража спешила на помощь охране Инь Шэчи, сверкая на солнце полированной сталью шлемов и чешуей доспехов. Впереди, на огромном гнедом жеребце, скакал могучий Янь Ли, начальник городской стражи, и первейший из мастеров копейного боя в Ваньчэне. Его усы, подобные тигриным, грозно топорщились, мохнатые брови сошлись к переносице в гримасе гнева, а тяжёлое острие стального копья, направленное точно на злоумышленника, сияло серебряным блеском в лучах утреннего солнца. Завидев прибывшую к его противникам подмогу, Юнь Чжунхэ проорал злое ругательство, и, вспрыгнув на ближайшую крышу, задал стрекача. Янь Ли с громогласным криком пришпорил коня и сорвался в галоп, преследуя злодея; следом за ним поскакали и другие стражники. Инь Шэчи облегчённо вздохнул — Злейший Среди Людей столкнулся с превосходящей силой, твердо намеренной прекратить его злодеяния.

* * *

— Как ты можешь быть настолько опрометчивым, сын мой? У тебя лишь одна жизнь, и ты едва не лишился ее по пустячной причине, — Инь-старший мерил комнату шагами, то и дело бросая на сына укоризненные взгляды. Мать Шэчи, почтенная госпожа Бянь Хунъи, недовольно хмурилась в сторону отпрыска, не вставая со стула.

Оба родителя и их непутёвый сын беседовали в главной зале семейного особняка, обставленной со всей возможной пышностью: картины известных мастеров украшали резные панели стен, изящные напольные вазы, сверкающие золотом и драгоценностями, вмещали свежие цветы, а мягкие персидские ковры добавляли красок строгому мореному дубу полов.

Инь Шэчи взирал на всю эту привычную роскошь со скукой и раздражением. Если уж его любимые родители решили говорить с сыном в зале для приемов, снисхождения от них ожидать не стоило.