Восемь глав безумия. Проза. Дневники

Бунт разума, не желающего подчиниться тотальной нелепице жизни, ощутим и в повести «Как делается луна», где рассказывается о военном заговоре советских демократов, вполне соотносимом с перестроечными событиями конца 80-х — начала 90-х годов. Авторское отношение к этому заговору весьма иронично. Происходящее напоминает героине (опять alter ego автора) бал в пользу гувернанток из романа Достоевского «Бесы». Свершившийся переворот — это результат деятельности новоявленных Верховенских. И «порядочный» либерал-демократ Альфский — глава заговора, использующий «бесовские» средства, — исключения из этой компании не составляет.

Свою ироническую ноту вносит проза Барковой и в сегодняшние споры о глобализации мира. Примечательна в данном случае повесть «Освобождение Гынгуании», где речь идет о далекой, полудикой стране, готовящейся к вступлению в мировое сообщество. Новоявленные правители государства, получившие европейское образование, мечтают о том, чтобы их отсталая, дикая страна приобщилась к благам цивилизации, к миру, где читают Данте и Шекспира, слушают Баха и Бетховена. Но прекраснодушные мечты премьер-министра и министра культуры Гынгуании не разделяет министр иностранных дел — Жан Донне. Да, он признает: его страна дика, «звериность» здесь на каждом шагу. Это не может радовать. Но разве не звериный характер носят бесконечные войны белых? Гынгуанцы выражают свои эмоции воем, фырканьем, рычанием. Но и в Европе снижается словесный запас, призванный передавать сложную гамму человеческих эмоций. В так называемом цивилизованном мире утрачивается великая власть искусства над душами людей. В сущности, весь мир становится огромной Гынгуанией, а потому, утверждает Донне, «лучше ползать на четвереньках в буквальном смысле, чем в переносном. Ползая на четвереньках, можно сохранить свою внутреннюю свободу…». Мир должен, по мысли этого героя, естественным путем пережить свою судьбу. Из гниения и смерти вырастет новая жизнь. Донне тайно уводит гынгуанцев в неизвестном направлении. И автор, похоже, одобряет этот шаг героя.

Баркова предпочитала природно-животный инстинкт стадному коллективистскому существованию, которое ставит человека в рабскую зависимость от идиотских обстоятельств, дебильных, но страшных идей, тоталитарного насилия и т. д. Отсюда «ироническая фантастика» (определение Барковой), фельетонно-гротесковый стиль ее прозы, склонность к памфлету, заставляющая вспомнить традиции Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Чехова, а из западных писателей — столь любимого Барковой Анатоля Франса.

Надо отметить и другое. При всей склонности к сарказму, ироническому письму Баркова в своей прозе, пусть и в потаённом виде, сохраняет трагический лиризм, свойственный ее стихотворному творчеству. В эпоху крушения гуманизма, расчеловечивания личности она оставалась гуманистом-стоиком, тоскующим, говоря словами К. Леонтьева, по «цветущей сложности жизни», преданным изначальной идее «духовного творчества» как главного дела жизни. И в этом ее отличие от мелкотравчатых постмодернистов, возводящих в культ всевозможную низость.

Баркова мечтала создать политический роман, от которого остро пахло бы, как сказано в ее дневнике 46-года, «язвительным гением Макиавелли». Мечта эта осталась неосуществленной. Да что там роман! Даже небольшие повести, рассказы, эссе, составившие эту книгу, дошли до нас в черновиках, без последней авторской правки. Впрочем, о какой правке может идти речь, если прозаические произведения и после смерти поэтессы (апрель 1976 года) находились под арестом… И все-таки чудо свершилось. К нам возвращаются рукописи поэта, чье имя уже не вычеркнуть из истории литературы. Кажется, сбывается желание Анны Барковой, высказанное ею в гулаговских стихах пятидесятых годов: «Может быть, через пять поколений, // Через грозный разлив времен // Мир отметит эпоху смятений // И моим средь других имен».

Проза

Как делается луна

Луна делается в Гамбурге, и прескверно делается.

Делает ее хромой бочар, и видно, что дурак:

никакого понятия не имеет о луне. Он положил

смоляной канат и часть деревянного масла,

и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно

затыкать нос.

Гоголь. «Записки сумасшедшего».

Бессвязно о себе и кое о чем

Мания преследования — ужасная вещь, но еще ужаснее страдать манией преследования и быть вынужденным скрывать ее от окружающих.

В последний год это было моим главным занятием. Как политическая преступница, «враг народа», в 1947 году я была арестована и осуждена на 10 лет. Через 8 с лишним лет меня освободили как инвалида, а вскоре я узнала, что срок наказания сокращен мне до 5 лет и я амнистирована.