Восемь идеальных убийств

– Не думаю, – произнес я в конце концов. – Нет, точно нет. По-моему, главный персонаж фильма – теннисист – едва не убил отца, но все-таки не убил. Это наверняка имеет бо́льшее отношение к продюсерскому кодексу, чем к тому, что на самом деле задумывал Хичкок[60]. Вряд ли они допустили бы, чтобы кто-то из персонажей совершил убийство и вышел сухим из воды. – Книгу я не перечитывал уже много лет, равно как не пересматривал фильм, но неплохо помнил и то и другое.

– Ну да, «кодекс Хейса»[61], – произнесла она. – Было бы только все так и в реальной жизни…

– Точно.

– Но только в книге никакой он не теннисист.

– Кто?

– Гай. Главный герой. Он архитектор.

– Ах да, – сказал я. – Полезно было прочитать книгу?

– В вашем списке вы упомянули, что, по вашему мнению, это просто прекрасный образчик идеального убийства, – сказала Гвен, проигнорировав мой вопрос. – Что конкретно вы имели в виду?

– Это идеальное убийство, – попробовал объяснить я, – поскольку когда вы обмениваетесь убийством с кем-то другим, практически с совершенно посторонним человеком, тогда нет и никакой связи между убийцами и их жертвами. В результате комар носу не подточит.

– Как раз именно об этом я и подумала, – сказала Гвен. – Что действительно хитро в убийстве в этой книге, – продолжала она, – так это, что человека, совершившего его, никак нельзя привязать к преступлению. Но это не имеет никакого отношения к методу.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Бруно убивает жену Гая в Луна-парке. Душит ее до смерти. Но в этом нет ничего хитрого. Я опять подумала насчет тех правил Чарли. Так что, как если б вы были Чарли, просветите меня: как бы вы тогда совершили убийство на основе «Незнакомцев в поезде»?

– Теперь понимаю, о чем это вы… Это было бы крайне сложно.

– Верно. Вы можете просто задушить кого-нибудь в Луна-парке, но это никак не будет следовать философии этого преступления.

– Чарли пришлось бы найти кого-то, кто совершил бы убийство вместо него.

– Как раз это я и подумала, но вообще-то совсем необязательно, – сказала она. – Будь я Чарли и если б попыталась скопировать «Незнакомцев в поезде», тогда выбрала бы в качестве жертвы того, кого и так, скорее всего, целая куча народу мечтает убить. С ходу мне в голову ничего конкретного не приходит, но, предположим, того, кто только что прошел через скандальный развод, или…

– Кого-нибудь вроде того мужика из Нью-Йорка, который кинул всех на деньги? – предположил я.

– Берни Мэйдоффа?[62]

– Ну да, его.

– Он сойдет, но, наверное, в данном случае слишком уж много людей, которые мечтают его прикончить. Пожалуй, я скорее поставила бы на плохой развод, на что-то лишь слегка публичное. Потом подождала бы, пока отвергнутый супруг не сольется с горизонта, и совершила бы убийство. По-моему, это был бы лучший способ выказать уважение книге.

– Да, в этом есть смысл, – признал я.

– Я тоже так думаю. Стоит присмотреться. А как насчет вас – возникли у вас за ночь какие-нибудь новые мысли?

– Вчера я довольно сильно устал, да и ночь до этого тоже ведь практически не спал. Так что нет. Но обязательно буду думать и дальше.

– Спасибо, – сказала Гвен. – Вы очень помогли.

А потом добавила, чуток другим тоном:

– Не забудьте отправить мне информацию о своих авиарейсах в Лондон этой осенью.

– Сегодня же отправлю, – пообещал я.

После того как я повесил трубку, появился Ниро, постукивая коготками по твердому паркету, и устроился у меня под ногами. Я в некотором оцепенении посмотрел на него, обдумывая телефонный разговор, который только что закончил.

– Готово! – послышался голос Эмили, и я обернулся – она подходила ко мне, с редкой для себя ухмылкой на лице.

– Что готово?

– Отправила имейл Поповичу. Он будет в шоке.

– Вид у тебя довольный.

– Нет, я… сам ведь знаешь, как он меня всегда достает.

– Все нормально. Честно говоря, я думаю, что он нуждается в нас больше, чем мы нуждаемся в нем. Покупатель далеко не всегда прав, сама ведь в курсе.

Эмили опять ухмыльнулась, после чего спросила:

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Нормально. А что?

– Ой, да ничего. Какой-то ты рассеянный, вот и всё… Я подумала, мало ли что случилось.

Это было настолько для нее нехарактерно – выказывать подобный интерес к моей персоне, и я осознал, что, наверное, и впрямь веду себя как-то заметно по-другому. Я всегда считал себя человеком выдержанным, тем, кто особо не выдает своих чувств, и меня обеспокоило, что это может оказаться не так.

– Ничего, если я пойду пройдусь? – спросил я. – Прикроешь тут тылы?

– Конечно.

– Я ненадолго, – заверил я.

Снаружи по-прежнему был жуткий дубак, но показалось солнце, по небу разлилась жесткая безжалостная синева. Тротуары успели расчистить, и я двинулся пешком в сторону Чарльз-стрит, подумывая заглянуть в Паблик-гарден[63]. Из головы не шел наш с Гвен разговор про «Незнакомцев в поезде» – книгу, о которой я много лет изо всех сил старался не думать.