Впрочем, с тендером пока ничего не было ясно. Кирицын отозвал заявку. Мы оказались в приоритете, но решения все не было. А ведь уже август, осень на носу, а там и зима с горы съедет, снегом на голову.
Я был в администрации, говорил с начальником управления по благоустройству. Он обещал вот-вот, а воз и ныне там. Это Кирицын саботировал или же Виталик что-то мутил мне во вред. У него сейчас новая фишка появилась, вернее сказать, ожила хорошо забытая старая. Он хотел открыть подпольное казино с музыкой и девочками. Элитные проститутки сейчас в цене, если ему верить.
Надо будет с Трохиным говорить. Если он опять примется завтраками меня кормить, то я ноги ему повыдергиваю. В принципе, Виталик прав. По-хорошему люди никак не хотят понимать.
Я стоял на складском дворе, сжимал в руке блокнот с подсчетами. Прибыль у меня была не очень большая, можно даже сказать, маленькая. Хорошее качество продукции без правильной технологии не получить, а это удовольствие не из дешевых. Цемент требуется отменный, и загружать его нужно в полной мере, с песком тоже халтурить нельзя. А цену на товар особо не повысишь. Люди перестанут покупать.
Или можно поднять? Хорошее качество дешевым быть не должно.
В голове арифметика, вопросы и сомнения, но все же я не уходил в себя и заметил белый «Лексус», остановившийся у ворот. В душе дрогнула толстая струна, причем, как оказалось, не зря. Из машины вышла Дульсинея, вся в белом, блейзер притален, брюки внизу свободные, на бедрах в обтяжку.
Она изменилась за последний год, но скорее в лучшую сторону, чем наоборот. Красивая и еще больше сексуальная.
Дульсинея шла ко мне. Я смотрел на нее с замиранием, но с места не двигался. Если ей нужно, то пусть сама подгребает. Швартовы у ее шлюпки я не приму. Не заслужила она такой заботы.
Дуська хотела поздороваться со мной, но ее озадачил мой неприветливый вид. Улыбка не сошла с ее лица, но в голосе я слышал претензию.
- Ты на меня в обиде, - сказала она, остановившись чуть ли не впритирку со мной.
Аромат ее духов и тела налетел на меня теплым весенним ветром, от которого оживает природа и даже в самых засохших деревьях бурлят соки.
- Рад тебя видеть, - сухо сказал я.
- Не рад.
- Тебе видней.
- Я к тебе по делу. Ты вроде бы дом продавать хотел.
Я с откровенной иронией глянул на Дульсинею. Виталик не давал ей покоя, и потряхивал ее, и потрахивал. Он-то и мог ей сказать о нашем с ним недавнем разговоре, возможно, даже унизил меня в ее глазах, назвал малодушным или даже малахольным, себя, конечно же, превознести не забыл.
- Уже нет, - ответил я и обвел взглядом двор.
Товар уходит, прибыль капает. Совсем не обязательно продавать дом, и без того выкручусь. А если Дульсинея не уловит ход моей мысли, то и не надо.
- Жаль, - сказала она и вздохнула без особой печали.
- Ничем не могу помочь.
Я повернулся к цеху. Там шла работа. Этот процесс нуждался в моем присутствии. Некогда мне было лясы точить.
- Ты куда? - с неприкрытой обидой спросила Дульсинея.
- Новый дом строить. Как только, так сразу подъезжай. Я тогда старый тебе продам.
- При чем здесь дом? - с досадой спросила она.
- А что при чем? - Я снова повернулся к ней.
- Может, я просто соскучилась по тебе?
Она смотрела мне прямо в глаза, и я физически ощущал, как в меня втекает паточная тяжесть, насыщает кровь и твердеет в самом низу живота. Но я знал лекарство от соблазна. Как только Дульсинея исчезнет, я сразу исцелюсь.
- Уезжай, - спокойно, но твердо, без сомнений сказал я.
- Виталик меня простил. - Дульсинея зашла с козырей, которые мало что для меня значили.
- Я не Виталик.
- Может, ты его боишься? Так он ничего не узнает. - Дульсинея смотрела на свою машину, голос ее вибрировал от душевного напряжения.
Я сажусь к ней в машину, мы едем куда-нибудь на берег реки, и там она мне отдается. И плевать на все. Но это ей, а у меня, извините, принципы.
- Чего он не узнает?
- Ты что, не понимаешь? - спросила она, пронзительно, с обидой глянув на меня. - Я хочу чувствовать себя нормальной женщиной.
- Стань ею. Тогда и будешь чувствовать себя как надо.
- Нормальной женщиной я могу стать только с тобой! - сказала Дуська, изображая крик души. - С Виталиком я чувствую себя мазо, с Митей - садо.
- У тебя богатая внутренняя жизнь, - заявил я.
- Я с тобой серьезно.
Дульсинея всхлипнула, как будто собиралась заплакать, повернулась ко мне спиной и слабеющим шагом направилась к машине. Она ждала, что я ее остановлю. Нельзя ей было ехать отсюда с распахнутой настежь душой. Вдруг простудится? Дуська ее открыла, а я должен был закрыть. Где-нибудь в интимном уединении.
Но я ее не остановил, не наказал за предательство, как это сделал Виталик, устроив ей то самое садо, о котором она говорила. А я сейчас полжизни отдал бы за то, чтобы поставить ее на локти.
Дульсинея уехала.
Я весь день думал о ней, а ночью сбросил пар в постели с Лилей. Надо сказать, мне полегчало, но сожаление об упущенных возможностях осталось.