Восемь месяцев плюс…

Компании с государственным контрольным пакетом акций отнюдь не избежали многих нарушений. Уже будучи депутатом Госдумы, 25 февраля 2000 года слушал сообщение тогдашнего председателя Счетной палаты X. М. Кармокова. Вот некоторые примеры, приведенные им. При полном игнорировании постановления правительства о предельном превышении оклада руководителей над минимальной зарплатой работников акционерных обществ с государственным контрольным пакетом председатель РАО «ЕЭС России» в 1997 году Бревнов получил в виде вознаграждения за девять месяцев 230 тыс. долларов при средней месячной зарплате работников компании 1800 рублей, да еще и трехмесячной задолженности. Государственная компания «Росвооружение» в 1992-1997 годах вложила в уставные капиталы или в виде пополнения оборотных средств 61 организации 100 млн долларов США, получив в виде дивидендов 2,2 млн. Министерство путей сообщения вносит вклады в уставные капиталы 685 коммерческих структур с получением 4,17 процента от суммы вклада. Нужно ли говорить о несопоставимости этих процентов с теми, которые берутся за кредиты в России и за рубежом?! Что скрывается за такой «дешевизной» вложений?

Естественно, что государственная регулирующая и контролирующая линия должна отчетливо проявляться в обеспечении не только входа предприятий всех видов собственности в эффективную экономическую деятельность, но и выхода в случае нарушения ими законов. Очень остро в это время стоял вопрос о банкротстве предприятий. Необходимость этой меры при переходе к рыночному хозяйству была очевидной. Но как осуществлялось преобладающее число банкротств?

Одни из них были «на грани», а иногда и просто преступлениями. Примером может служить случай с «Пурнефтегазом». В результате тщательно спланированной аферы государство, не вмешайся правительство, могло лишиться одной из своих нефтедобывающих компаний- дочернего предприятия «Роснефти». Использовав все законные – хочу это подчеркнуть особо – средства, несмотря на дикое сопротивление и специально созданную тяжелую юридическую ситуацию, мы предотвратили сделку, по которой за 10 млн долларов «выкупался» пакет государственных акций на 600 млн долларов у обанкроченного «Пурнефтегаза».

Большинство российских промышленников буквально негодовали по поводу изобретенной псевдолибералами модели так называемого «ускоренного банкротства». Эта модель не имела ничего общего с укреплением реального сектора экономики. По идее большинство подлежащих банкротству предприятий должно было сдаваться либо в аренду, либо в управление опытным менеджерам, которых следовало подбирать по конкурсу. И то и другое нужно было для того, чтобы поставить предприятие «на ноги», а затем решать, как, в какой форме, с долевым участием государства или нет, его вновь приватизировать.

А как было на самом деле? С обанкротившегося предприятия снимали все самое ценное – станки, компьютеры, помещения сдавали, работников выбрасывали на улицу. Это происходило потому, что зачастую банкротство оказывалось не правовой процедурой, а закрытым «междусобойчиком».

Уже находясь в Думе в качестве депутата, я присутствовал при обсуждении в первом чтении проекта закона об оздоровлении предприятий, представленного главой Федеральной службы России по финансовому оздоровлению и банкротству.

Проект закона отклонили – в нем по сути отсутствовали критерии, по которым предприятие подлежит финансовому оздоровлению. Не было прописано должным образом, какие рычаги имеет государство, для того чтобы не допустить вседозволенности временных управляющих, каковы границы их функций, наконец, что делать с долгами предприятий, подпадающих под категорию «несостоятельных», с начисленными за невыплату этих долгов пени и штрафами. Неужели опять кое-кто стремится все привести «на круги своя»? Конечно, вопрос риторический, конечно, «кое-істо» стремится к этому…

Еще одна немаловажная проблема – роль военно-промышленного комплекса в деле общего развития российской экономики. В Советском Союзе была высокая концентрация самого передового интеллектуального и технико-технологического потенциала именно в военно-промышленном комплексе (ВПК). Милитаристский перекос в экономике – я здесь не собираюсь рассматривать комплекс причин этого, в том числе объективных, – был негативным явлением. Но так сложилось, и при переходе к рыночным отношениям это негативное явление можно было бы использовать как несомненное преимущество для модернизации производства. Между тем в 90-е годы конверсия военного производства не была осуществлена в интересах технического прогресса в экономике. Опять та же схема: предприятия этой огромной и хорошо оснащенной сферы, но специализирующиеся на выпуске чисто военной продукции, попросту «бросили» в рынок. Учитесь, дескать, «плавать» сами – и без целенаправленного использования потенциала ВПК, да еще в условиях резкого сокращения бюджетных выплат по госзаказу на оснащение новой техникой Вооруженных сил. Это предопределило плачевное состояние многих предприятий.