Восемь мстительных богов

Представьте себе безмятежное море, не забывая, что под водной гладью живет вспыльчивый, гневливый и мстительный бог. Готовый, если допекут, разразиться яростью и крушить все подряд. Мужчина-Посейдон изо всех сил стремится быть важным человеком, но ему мешает излишняя эмоциональность. Он всего лишь тень Зевса, с такими же амбициями, но без необходимых для лидера качеств. Если Посейдону не удается утвердиться в мире, то единственным утешением остается дом. Самый злопамятный бог, который не умеет достойно проигрывать. Мужчина с таким складом характера может годами копить обиду, преследуя своего врага и выжидая удобного момента. Но не прощает никогда.

– Клара, ты глянь! Он же опять в слезах! Что на этот раз случилось?!

Ося шмыгал носом и молчал. Вечный обидчик Егор Зуев снова его высмеял, да еще на глазах у Зои! Она возвращалась из балетной школы в сопровождении бабушки, которая остановилась поболтать с такими же пожилыми дамами, облюбовавшими для посиделок лавочку на детской площадке.

День был солнечный, апрельский. Купались в лужах воробьи, а голуби журчали, будто весенние ручьи, с отменным аппетитом поедая хлебные крошки: победно и сыто. Растаял снег, проклюнулась мать-и-мачеха на припеках. И Ося чувствовал себя почти счастливым. Даже стихи написал. В честь весны, хорошего настроения и… Зои.

Этот момент и выбрал Егор, чтобы начать разборки. Мол, почему не вписался, когда наехали пацаны из соседнего двора? И ростом, и силой Ося Первак обижен не был, но боли боялся. Родители никогда его не наказывали в отличие от Егора, с которого отец, по его же словам, регулярно спускал ремнем шкуру.

А Ося рос в интеллигентной семье, папа врач, мама домохозяйка. Отец вот уже много лет работал заведующим хирургическим отделением в старейшей московской больнице и, по слухам, вот-вот должен был стать главврачом. Денег Первакам хватало.

Хотя жучили Осю постоянно. За бардак, который он устраивал в своей комнате. За слезливость. И даже за стихи. Мол, не умеешь – не берись. Но отец ограничивался внушением, иногда высмеивал. Отпускал ехидные шуточки. Перваки ведь были из одесских евреев, там же, в Одессе, родился глава семьи Ефим Львович. В Москву его родители перебрались, как только надвинулась угроза оккупации, в самом начале Великой Отечественной.

Все знали, как обращаются немцы с евреями на захваченных территориях, поэтому одесские Перваки решили рвануть под крылышко своей московской родни. И не прогадали. Но этот страх перед силой, болью, лобовыми столкновениями, житейскими невзгодами, видимо, был у Оси в крови. И он боролся с ним всю свою жизнь.

Драки для выросших на улице детей были неизбежны. Надо же самоутверждаться! Территорию делить! Зуев дрался чуть ли не каждый день, до крови, отчаянно. А Ося все никак не мог себя заставить сделать этот шаг. Туда, к хрипящему и выплевывающему изо рта вместе с кровью грязные ругательства Егору. Покалечить же могут!

Сидеть бы Осе в своей комнате над учебниками и не высовываться, но домашний чувствительный мальчик попал под влияние младшего Зуева и стал его тенью. У Егора в избытке была та самая сила духа, которой Осе катастрофически не хватало. А еще наглость, безграничная уверенность в себе, развязность дворового хулигана.

Даже отец, Ефим Львович Первак говорил, обращаясь к жене:

– Я восхищаюсь этим сорванцом, Клара. Отец ворюга, мать уборщица. Учится с двойки на тройку. Ростом не вышел в отличие от нашего долбо… – Первак быстро опомнился, – сына. Но как он подмял под себя весь двор, этот Зуев! А?! Да и школу, как говорят. Вот что в нем такого, в этом мальчишке?

– Он плохо кончит, Фима, – пожимала полными белыми плечами Клара Семеновна. – Тюрьма по Зуеву плачет. А вот наш Ося себя еще покажет.

Как же жестоко она ошиблась! Ося вспомнил об этом в зале суда. Когда сидел на скамье обвиняемых, холодея от страха, и понимал, что нечем крыть. Виновен! Оказывается, в тюрьму может привести не только нежелание собирать металлолом с макулатурой и битье стекол в учительской, а и отличные оценки и прекрасная характеристика, полученная вместе с аттестатом зрелости.

Но все это было потом…

А в тот весенний солнечный день на глазах у Зои Егор обозвал своего соседа по лестничной клетке и верного оруженосца трусом.

– Почему не вписался? – Зуев сжал кулаки. – Стоял в стороне и смотрел, как меня метелят. Гад ты после этого, Оська!

– Их было много, – промямлил он.