Восемь мстительных богов

Кроме Зои Федор Стасович рисовал и пейзажи. Все так же аэрографом и кисточками‑кистями на крыльях и капотах автомобилей, запчасти которых предпочитал традиционному холсту. Сейчас Герасимов работал над своей машиной, только на этот раз не создавал, а уничтожал.

Капот уже был полностью закрашен белой краской. Оставалась девушка в балетной пачке со стороны водителя. Снегин с сожалением отметил потерянную ногу. Ту, на которой балерина стояла. Пуант был безнадежно похоронен под слоем все той же белой краски. Герасимов начал закрашивать рисунок снизу.

– Остановитесь, Федор Стасович! – взмолился Снегин. – Такую красоту уничтожать! Да как у вас рука поднялась!

Поскольку Герасимов ошеломленно молчал – такого визитера он никак не ожидал, – Снегин прошелся вдоль стен. С чувством сказал:

– Я на выставке недавно был. Девушка моя затащила. Полюбуйся, мол, на красоту. Так я ни хрена не понял. Опозорился, на весь зал выпалил: «Любой дурак так сможет». Сейчас я категорически заявляю: так мало кто сможет. У вас настоящий талант, Федор Стасович! Преклоняюсь. Вот это я понимаю, живопись! Никакого тебе модернизма! Все четко и понятно: Зоя Валентиновна Зуева. Неужели вы все ее портреты хотели уничтожить?! – ужаснулся Снегин. – Зачем?!

Герасимов угрюмо молчал.

– Скажите же хоть что‑нибудь, – взмолился Снегин. – И положите ту штуку, которая у вас в руках, вон, на верстак. Похоже на огнестрельное оружие. Надеюсь, не патронами заряжено?

– Это аэрограф, – хрипло сказал Федор Стасович. – Он не стреляет. Только краской.

Это были первые слова, которые Снегин услышал от Мастера. А то, что Федор Стасович уникум, было очевидно.

– Вы зря уничтожили рисунок, – с сожалением сказал ему Снегин. – Я видел вашу машину вчера. Всю, включая капот. Вы меня чуть не сбили, помните?

Герасимов все так же угрюмо молчал. Ну как его разговорить? Разве что с любимого дела начать.

– Это, должно быть, неимоверно трудно. – Снегин потрогал пальцем автомобильное крыло, на котором Зоя была изображена в хитоне. – Гораздо труднее, чем рисовать маслом на холсте.

– Не пробовал, но не уверен. Здесь нет ничего сложного. Главное – научиться движением одного пальца регулировать два показателя: воздух и краску, – наконец хрипло сказал Герасимов. – Много времени уходит на подготовку поверхности, это правда. Зачистить, обработать. Иногда отправляю заказчиков на пескоструй. А так ничего утомительного.

– Не скажите! – Снегин покачал головой. – Ведь надо эти железяки ворочать! А они тяжелые! – Он одобрительно оглядел высокого плечистого художника. С восхищением сказал: – Силища у вас, Федор Стасович!

Тот моментально подобрался. Только что стойку не занял. Боксерскую. Кулаки Герасимов поднял мысленно. И приготовился защищаться.

– И сколько же стоит такая красота? – Снегин прикинулся простачком. Мол, ничего не вижу. – В денежном эквиваленте? – И он перешел к другой картине. А иначе эти шедевры язык не поворачивался назвать. Конечно, картины! Хоть персональную выставку устраивай!

– Вам – даром, – хмуро сказал Федор Стасович. – Если оставите Тому в покое.

– А вот эти перья… – Снегин осторожно потрогал пальцем крылья нарисованного лебедя. – Как живые ведь! Поделитесь секретом? Как?! Или коммерческая тайна?

– У каждого мастера свои секреты, – нехотя поддержал разговор Герасимов. – В основном экспромт. Эффект мрамора, к примеру, достигается при помощи обычного пакета, – усмехнулся Мастер. – А перья эти – работа кисти для румян. Все просто.

– Просто когда знаешь, – с уважением сказал Снегин. – Ну а теперь поведайте: почему вчера вы кинулись защищать Тамару? И кто вам позвонил?

– Вы не имеете права допрашивать ребенка! – Герасимов выдвинул правое плечо вперед и в самом деле сжал кулаки.

Но Снегин не отступил. Да и некуда было: он стоял у стены.

– Тамара уже не ребенок. Ей восемнадцать. Поэтому имею. И я, и следователь. Повестку к которому ваша дочь вскоре получит.

– Оставьте ее в покое!

– Не могу! – Снегин тоже повысил голос. – Ведь я догадываюсь: на крики первым выбежали не вы, а Тамара.

– Врешь! – Федор Стасович все же шагнул вперед.

И Снегин схватил первое, что подвернулось под руку: Зою в роли лебедя, искусно изображенную на автомобильном капоте.

– Вы же не станете бить любимую женщину! – Снегин торопливо закрыл капотом голову. – Даже нарисованную!

– Положи на место! – велел Герасимов. – Это не твое!

– Правду, Федор Стасович!

– Тамара никого не убивала! Она не могла!

– Но повод был? Мне ведь все равно Перваки расскажут.

– Нет! Не посмеют!

– Почему вы так уверены?

– Тогда я тоже…

– Вы знаете их тайну? Знаете, – с уверенностью сказал Снегин, поскольку Федор Стасович молчал. И опустил щит. Бить Снегина, похоже, больше не собирались. – Уж не шантажируете ли вы их? Поэтому Остап Ефимович, а скорее, его мать решили вчера оказать вам любезность. Мы долго беседовали. Перваки поняли, что я начал копать. И рано или поздно узнаю, за что Тамара ненавидела Зуева. У них ведь был конфликт?

– Нет!