Восемь недель (ЛП)

Глаза Леона приближаются к ожерелью на моей шее, а затем переходят к Аарону. Он знал об ожерелье, просил меня избавиться от него, потому что чувствовал себя некомфортно, зная, что я все еще держусь за кого-то другого, пока встречаюсь с ним. Увидев теперь обе половины ожерелья, оно должно помочь ему соединить точки.

— Du verdammte Schlampe!^[9].

Может быть, я была бы немного более взбешена, если бы Аарон не гладил большим пальцем мое бедро, заставляя мое тело реагировать так, как я не уверена, что когда-либо реагировало.

Это успокаивает, даже когда мой бывший только что назвал меня сукой.

— cvbЯ понятия не имею, что ты сказал, но я уверен, что это оскорбление. Глупо, если тебе приходится оскорблять мою девушку на языке, которого я не понимаю. Это очень низко, тебе не кажется? Только трусы заходят так далеко, что используют оскорбления, чтобы чувствовать себя лучше. — Он встает со своего места и протягивает мне руку. И я беру её. Я понимаю это не только для того, чтобы казаться, будто мы настоящая пара, но и потому, что мне нравится держать его за руку.

Оплошность в аэропорту заставила меня запаниковать, отчаянно пытаясь выставить нас парой. Но, черт возьми, покалывание, пронзившее мою кровь при контакте, заставило меня задуматься, всегда ли так будет, когда кожа Аарона будет на моей.

Это хороший прилив, который ускоряет мой сердечный ритм, заставляет мое дыхание сбиться и тосковать по нему… может быть, не так уж хорошо, в конце концов.

ГЛАВА 27

«Но если это не ты, то это ложь» — Always Been You by Jessie Murph

Аарон

Для того, кто утверждает, что он умный, я, черт возьми, чертовски глуп.

Кто в здравом уме скажет, что делить комнату с девушкой, которая вам нравится, это нормально? Имейте в виду, девушка, с которой вы фальшиво встречаетесь и которая не хочет иметь с вами абсолютно ничего общего. Кроме дружбы, может быть?

София захотела спать, как только мы вернулись в её комнату после ужина, честно говоря, я понимаю её, учитывая, как все прошло. Она быстро заснула. Или, может быть, она притворилась спящей, чтобы я не разговаривал с ней. В любом случае, сейчас она спит.

Я уже несколько часов лежу в постели, пытаясь заснуть. Это кажется невозможным. Не знаю, то ли это джетлаг^[10], то ли просто тот факт, что София лежит слишком близко ко мне. Я не шучу, она слишком близко. Так близко, что моя кровь начинает приливать к определенной области, которая не должна вставать, пока её задница находится в паре дюймов от моей промежности.

У меня нет сил перевернуться на другой бок. На это есть много причин, одна из которых заключается в том, что я не хочу слишком много двигаться, потому что не хочу случайно разбудить её, а вторая — я просто не хочу смотреть в другую сторону. Если я это сделаю, я больше не смогу смотреть на Софию, даже если сейчас я вижу всего лишь её затылок. Но иногда она переворачивается, и я вижу её лицо. Она выглядит такой мирной и слишком красивой, когда спит. Кто, черт возьми, выглядит красиво пока спит?

Так или иначе, я хватаю свой телефон, чтобы проверить время, молясь, чтобы прошла всего пара минут, которые мне показались часами, но, к моему ужасу я обнаруживаю, что уже пять утра. Я ни разу не закрывал глаза, и не уверен, что сейчас стоит пытаться. Я бы проспал и никогда не привык к разнице во времени.

Тогда, пожалуй, пора вставать. Я слышу, как кто-то разговаривает в коридоре, так что, если мне повезет, возможно, родители Софии уже встали, и мне есть с кем поговорить.

Но когда я уже собирался вылезти из постели, София переворачивается во сне. У меня перехватывает дыхание, когда она кладет одну руку на мое тело, а затем ногу.

Я замираю, будучи настолько неподвижным, что слышу собственное сердцебиение.

Голова Софии прижимается к моей груди, и я короткое мгновение молю все святое, чтобы она больше никогда не меняла свое положение.

Тепло её тела прокатывается по моей коже, щекоча поверхность и принося мне удивительное спокойствие. Я чувствую её глубоко в своих костях, каждый дюйм моего тела умоляет меня никогда больше не отпускать её. Кричит, чтобы я держал её в безопасности, защищал от ее глупой сестры и ужасного бывшего парня до конца времен.

Когда она сопит и что-то бормочет во сне, мои мышцы расслабляются, и я поддаюсь её прикосновениям. Я позволяю ей использовать меня как свою подушку. Когда я думаю о том, что София когда-нибудь снова воспользуется своей настоящей подушкой, я хочу эту подушку на миллион разных кусочков, пока единственным доступным вариантом для нее не стану я.

Но это было бы слишком.

Я не ревнивый человек. Меня не волнует, с кем кто-то разговаривает или тусуется. Что они носят и сколько других парней смотрят на них. Но, видимо, когда дело доходит до Софии, я с удовольствием становлюсь подушкой-серийным убийцей.

— Это моя вина, — ругается она, её тело дергается. Я могу заверить, что вздрагивание было вызвано не тем, что она похолодела, а тем, что, черт возьми, происходит в ее сне.