Восемь сантиметров: Воспоминания радистки-разведчицы

Я уже писала: разведчик плохо себя чувствует и теряет уверенность, когда не способен ответить на вопросы, которые перед ним возникают. Так ведь я и не выяснила, кто истинный хозяин пещерки. Не догадалась пока и о том, кому принадлежали утренние следы на снегу. Кто мне подбросил листовку, тоже пока не знала. Но конечно, больше всего я переживала, вспоминая умершего от ран неизвестного мне пожилого человека. Кем он был? Молодой кабардинец Ахмед назвал партийцем, сказал, что за ним охотились немцы. Может, именно этот погибший от ран коммунист был руководителем подпольного центра? Лицо хоть и сильно покорябанное, обросшее бородой, однако видно было — русский. А парень Ахмед, который ко мне пришел просить бумажку для курева, я сразу услышала по акценту, — кабардинец. Я долго жила среди абхазцев, грузин, греков, армян. В нашем селе Ачадара живут люди всех этих национальностей. Когда говорят по-русски, сразу же узнаю их по акценту. У абхазцев, адыгейцев, черкесов и кабардинцев гортанный язык; то, что Ахмед — кабардинец, я не сомневалась…

Разрешила себе поесть хлеба с водой и сахаром; не насытилась. Смотрю, что такое? В одной руке у меня банка с тушенкой, в другой — финка. Вот когда я на себя разозлилась, отшвырнула финку сама не знаю куда. Говорю себе: ты еще не знаешь голода, еще траву не ела, камни не сосала. Вот бы тебя в Ленинград. Там дети пухнут. А ты заелась, сахару с хлебом тебе мало!

Закуталась в парашют и думала, разгадывала загадки прошедшего дня. Разве не читала, не слышала от людей, что на голодный желудок голова лучше работает?..

Сосредоточилась, вроде бы на экзаменах.

Почему Ахмед не побежал со мной? Мертвому ведь он не мог помочь, верно?.. Долго крутилась и так и эдак — вдруг поняла: ни он, ни этот русский дядечка не подпольщики. Наоборот, они, верно, решили, что я подпольщица и распространяю листовки. Потому-то старик и захотел перед смертью меня увидеть. Потому-то и Ахмед побежал в другую сторону — отвлек от меня опасность и сам нарвался на гитлеровцев. А вдруг его убили? Или хуже того — арестовали? Хорошо еще, листовка осталась у меня… А не потеряла ли я ее?.. Нет, здесь. Вот, на обороте записка умершего от ран. Есть ведь специалисты, способные кого угодно узнать по почерку. Придут наши, я передам в штаб и листовку и предсмертную записку… А что при этом скажу?

Не знала, что скажу.

Вернусь лучше к моим делам и раздумьям. Пока что дела только в раздумьях и состояли. Тем более что в них я черпала силы перебарывать голод и рвущую боль. Я ладонями грела свое колено. Мне казалось, оно под моими руками вздувается, будто его накачивают. Но главное мучение было не в том. Вот рация — протяни руку и достань, через минуту свяжусь со штабом. А что сообщать? То, что по случаю рождества альпийские части голыми загорали на солнышке? Или пожаловаться на бегунов, которые меня сбросили в кювет? Или передать шифром, что встретила Ахмеда, видела умершего от ран пожилого русского, три часа искала свою пещерку?.. Я ж не корреспондентка, а разведчица. За подобную радиограмму меня так пропесочат — до конца жизни не забуду.

Что делать, что делать?

Стала я мечтать, как придет кто-нибудь из подпольного центра. Этим-то людям я довериться могу, правда?.. А кто они? Где их искать? Разве я, даже если б не болела нога, имею право искать?.. А в то, что сами меня отыщут, верилось слабо. Так я думала, думала, ни до чего додуматься не смогла…

Открываю глаза — совсем светло. Слышу чьи-то шаги, вскакиваю, мычу от боли… Шаги действительно слышны: кто-то быстро сбегает по гравию речки. Все задернуто белым туманом… Рядом со мной лежит новая листовка:

«Прочитай и передай товарищу!

В течение 25 декабря наши войска продолжали развивать наступление в районе юго-восточнее Нальчика. Заняты: Красногор, Белореченская, Дигора, Карман-Синдзикау, Мостидзах, Дур-Дур. Уничтожено 36 танков противника, 19 орудий, 180 пулеметов, 365 автомашин. Противник потерял убитыми более 2000 солдат и офицеров. Так Красная Армия отпраздновала немецкое рождество, товарищи!

Скоро, скоро снова мы будем свободными людьми. День освобождения не за горами!

Подпольный центр».

Как же это хорошо! Значит, идут, продвигаются наши. Недолго мне тут сидеть со своим вздутым коленом.

Чуть не заплакала от радости. А потом подумала: «Я должна помогать наступающей армии, для этого послана, а мечтаю, что меня освободят. Я же частичка, хоть и малюсенькая, а все-таки частичка действующей армии».