Восемь сантиметров: Воспоминания радистки-разведчицы

Пилот — в унтах, в теплой шапке и в куртке, подбитой мехом, — с трудом выбрался на крыло и спрыгнул к нам. Мотор продолжал работать на малых оборотах. Пилот сказал:

— Внизу у немцев горит эшелон. Ваша работа?

— Наша, наша! — прохрипел майор. — Помогай, браток, грузить раненого.

Мы уложили бесчувственного Рыжика на заднее сиденье, потом торопливо замаскировали в можжевельнике весь наш груз.

— Где мне садиться? — спросил майор. — На среднем месте у тебя мешок.

— Выбросите его — и делов. В нем песок и камни. Я положил для центровки и для устойчивости. Больно свирепый ветер.

— Как это выбросить? Чтобы немцы увидели?

— А что нам! Сюда больше не прилетим…

— Как знать, — ответил майор, стащил с сиденья мешок и поволок в кустарник. Копался довольно долго.

— Он у тебя что, такой? — спросил меня летчик и покрутил пальцем у виска.

Я пожала плечами.

Вернувшись, майор усадил меня рядом с Рыжиком. Его распухшую руку невозможно было согнуть и приладить. Мне пришлось сесть на борт и положить Колину голову себе на колени. Чтобы я не выпала, пилот с майором надежно меня принайтовали.

Развернувшись против ветра, мы взлетели в черное небо. Ночь казалась особенно черной, потому что внизу пылал высоким красным огнем длинный немецкий эшелон. Залаяли зенитки, но мы скрылись в тучах и до самой Кущевки летели на высоте полторы тысячи метров.

Прилетели в четвертом часу. Аэродром — кое-как укатанная земляная площадка — располагался километрах в трех от дедова куреня. Я хоть и знала, что там все взорвано и сожжено, страшно захотела глянуть хоть одним глазом. Какое там! Не смогла бы сделать и пяти шагов. Когда сняли с моих колен Рыжика, я попробовала подняться, но тут же рухнула обратно: все во мне занемело и окоченело. Я даже не смогла поцеловать на прощание моего бедного собрата.

На аэродроме ждала санитарная машина. Колю уложили на носилки и унесли. Самолет заправили. Не прошло и двадцати минут, мы снова взлетели и часа через два приземлились в Адлере.

Нас встречали начальник штаба и подполковник — начальник «Школы». Они молча поздоровались с нами за руку. Мы все уселись в легковую машину, которую повел сам подполковник. Всю дорогу молчали.

А может, и не молчали, может, был горячий разговор. Я когда выкарабкалась из самолета, что-то понимала, что-то замечала, но не слышала ни слова. Оглохла. А когда опустилась на сиденье штабной эмки, в ту же секунду уснула.

Потом я узнала, что, когда приехали в Сочи, из машины меня вытащила Даша Федоренко. Взвалила на плечо и поднялась со мной по лестнице на второй этаж. Раздела, уложила, а я так и не проснулась до самого вечера.

Впервые за всю мою военную службу в штабе от меня потребовали письменного отчета. Я была измучена, рука дрожала, к тому же с той поры, как училась в школе, больших сочинений писать не приходилось. Ловлю себя на слове «сочинение». В школе оно вовсе не означает вранье. А тут мне все время казалось, что события в моей голове путаются — никак не удавалось вспомнить, что было сперва и что потом. Увидев, что я начала писать все подробности, начсвязи приказал ограничиться самым главным. Я спросила, какие сведения из госпиталя, удалось ли спасти руку Коле Рыжику, на что получила ответ, что наш товарищ умер от заражения крови. Казалось бы какой уж там отчет, неужели, получив такую горестную весть, я могу заниматься писаниной?

— Давай, Евдокимова, давай, — сказал начсвязи, выходя из комнаты. — Через двадцать минут все должно быть готово.

— А где майор Зубр? — спросила я. — Нам бы с ним вместе писать…

Начсвязи сердито посмотрел:

— Ты что! Каждый пишет о своем и своему начальству. Твое дело — связь. Дай объяснение, как протекали сеансы, каковы были помехи, в каком состоянии был передатчик, быстро ли откликался на позывные штабной оператор. И последнее — по чьему указанию бросила рацию, за которую ты несешь такую же ответственность, как и за оружие.

А я, узнав о смерти Рыжика, разрыдалась, дрожали плечи, лист бумаги, который мне дал начсвязи, намок. Хорошо еще пришла Даша Федоренко. Увидев, в каком я состоянии, она взяла новый лист, быстро заполнила крупными буквами и сказала:

— Вот здесь подпишись — и пошли.

— Дай хоть прочитать.

— Читай, если хочешь. На все вопросы есть ответы. Ты же ночью рассказывала… Идем, идем, тебе полагается отдых…

И правда, моя подружка в две минуты составила полный отчет обо всем, что требовалось по форме. Начсвязи остался доволен.

— Вот чинуша, — сказала я, когда мы в обнимку с Дашей отправились к берегу моря.