Восемь смертных грехов цивилизованного человечества

В современной криминологии также ставится вопрос, в какой степени преступное поведение может быть объяснено генетическим выпадением врождённых форм социального поведения и реакций торможения и в какой мере оно происходит от нарушений в культурной передаче социальных норм. Решение этого вопроса, хотя и столь же трудное, как в теории права, имеет здесь, однако, гораздо большее практическое значение. Право есть право, в следовать ему нужно независимо от того, возникла ли его структура филогенетическим или культурно-историческим путём. Однако при вынесении приговоре преступнику важно знать, обусловлен его дефект генетически или же происходит от воспитания; от этого существенно зависят перспективы сделать его снова терпимым членом общества. Я не хочу сказать, что генетические отклонения не могут быть исправимы с помощью целесообразной тренировки: как сообщает Кречмер, некоторые лептосомы[27], занимаясь гимнастикой с подлинно последовательностью[28], сумели искусственно приобрести почти атлетическую мускулатуру. Если бы все филогенетически запрограммированное ipso facto[29] не поддавалось влиянию обучения и воспитания, то человек был бы безответственной игрушкой своих инстинктивных побуждений. Предпосылка любого культурного сожительства людей состоит в том, что человек способен укрощать свои побуждения, к этому сводится вся истина, заключённая в проповедях аскезы. Но господство разума и ответственности не безгранично. Его едва хватает и здоровому, чтобы он мог занимать своё место в культурном обществе. Между тем — пользуясь моим старым сравнением — можно сказать, что душевно здоровый человек и психопат различаются между собой не больше, чем люди с компенсированным и декомпенсированным пороком сердца. Человек, как удачно сказал Арнольд Гелен, по своей природе, т е. по своему филогенезу, есть культурное существо. Иными словами, его инстинктивные побуждения и культурно обусловленное, ответственное владение ими составляют единую систему, в которой функции обеих подсистем точно согласованы друг с другом. Небольшой недостаток или избыток с той или другой стороны приводит к нарушению гораздо легче, чем думает большинство людей, склонных верить во всемогущество человеческого разума и обучения. И, к сожалению, человек, по-видимому, лишь в весьма незначительных пределах способен компенсировать такие нарушения, тренируя свою власть над собственными побуждениями.

Прежде всего, криминологии слишком хорошо известно, как мало можно надеяться превратить в социальных людей так называемых эмоционально бедных. Это одинаково верно в отношении как родившихся эмоционально бедными, так и тех несчастных, у кого почти такое же нарушение возникло от недостатка воспитания, особенно от госпитализации (в смысле Рене Спитса[30]). Недостаточный личный контакт с матерью в младенческом возрасте вызывает — если дело не кончается ещё хуже — неспособность к социальным связям, симптомы которой чрезвычайно напоминают врождённую эмоциональную бедность. Итак, если неверно, что все врождённые дефекты неизлечимы, то ещё менее верно, будто излечимы все приобретённые, старое врачебное правило: «лучше предупреждать, чем лечить» применимо и к нарушениям психики.

На вере во всемогущество условных реакций лежит немалая доля вины за некоторые причудливые ошибки правосудия. Ф. Хеккер в своих лекциях, прочитанных в клинике Менинджера в Топеке (Канзас), рассказал о случае, когда один молодой убийца, принятый на психотерапевтическое лечение, был через некоторое время выпущен как «излечившийся»' и очень, скоро совершил новое убийства. Это повторилось не более и не менее как четырежды, и лишь после того как преступник убил четвёртого человека, гуманное, демократическое и бихевиористское общество осознало, что он социально опасен.

Эти четыре мертвеца — ещё небольшое вред по сравнению с тем, какой причиняет само отношение нынешнего общественного мнения к преступлению. Превратившееся в религию убеждение, что все люди рождаются равными и что все нравственные пороки преступника надо относить за счёт его воспитателей, которые перед ним грешны, приводит к уничтожению всякого естественного правового чувства, и прежде всего у самого отщепенца; преисполненный жалости к себе, он считает себя жертвой общества. В одной австрийской газете можно было недавно увидеть крупный заголовок: «Семнадцатилетний из страха перед родителями стал убийцей». Этот парень изнасиловал свою десятилетнюю сестру и, так как она угрожала рассказать об этом родителям, задушил её. В этом сложном стечении обстоятельств родители по крайней мере отчасти могли быть повинны, но уж, конечно, не в том, что нагнали на юнца слишком большой страх.