Восемь трупов под килем

— Сочувствую, — усмехнулся Голицын. — Об обстоятельствах случившегося мне тоже известно. Итак, я слушаю, Александр Борисович. Назовите имя человека, которого вы изволите подозревать.

— Простите, Игорь Максимович, это только подозрения. Я не могу назвать вам имя человека. Вы собираетесь наказать его своей властью? А вдруг он невиновен? Я должен получить подтверждение…

— Послушайте, не злите меня… — Голицын беспокойно заерзал.

— Даже в мыслях не имею, Игорь Максимович. До вас дошли слухи, но в несколько искаженном виде. Я поставил в известность месье Буи, что собираюсь предъявить высокому обществу убийцу к утру понедельника. Утро еще не наступило. Утро вечера, как говорится, мудренее. А дабы окончательно исключить недвусмысленности, могу вам твердо пообещать, что утром имя убийцы будет вынесено на всеобщее порицание. И не надо меня торопить, это дело непростое…

— Что вы имеете в виду?

— Выбор целей, средств и объектов для нападения. Судите сами. Гибнет Николай Лаврушин — человек, в смерти которого, казалось бы, никто не заинтересован. К его кончине кто-то приложил руку, и все же картина преступления навевает мысль о несчастном случае. Но тот, кто это сделал, не сознается, хотя, признавшись, мог бы избежать уголовного наказания, выдав инцидент за фатальную случайность. Номер два — нападение на вашего покорного слугу в каюте Николая…

— Мне ничего об этом неизвестно… — Голицын отставил на столик «державу», отхлебнул из «скипетра».

— Настоящий секрет — тот, о существовании которого даже не догадываются, — усмехнулся Турецкий. — Шучу. Это относится, скорее, к вам, вашим близким и некоторым пассажирам яхты, которые любят темнить. Мои секреты яйца выеденного не стоят. Номер три — нападение на Ольгу Андреевну. Инсценировки не было, на нее действительно напали. Покусившийся сбежал. Номер четвертый — исчезновение Ксении — читай, убийство. На борту ее нет. Номер пятый — пропажа тела Николая и легкие телесные повреждения, нанесенные Глотову. Номер шестой — нападение на вашего недостойного слугу. Имеем два гарантированных трупа, ряд физических травм и поврежденную психику Ольги Андреевны Лаврушиной.

— Это вы к чему? — взгляд Голицына построжал.

— Шесть инцидентов — и никто не видит, кто это проворачивает. Как так?

— Действительно, странно, — пожал плечами Голицын. — Видят, в лучшем случае, шуструю тень. Ловкий парень. Или… ловкая девчонка.

— Или — ловкий сообщник.

Голицын вздрогнул, прищурился, стал смотреть на Турецкого так, словно тот спрятался за плотным слоем тумана. Несколько минут он безмолвствовал, обдумывая, в общем-то, нехитрую мысль.

— Теперь вы понимаете, почему я не тороплюсь? Мы же не хотим, чтобы все пошло прахом, и список жертв увеличился.

— Ну, хорошо, — скрипнул зубами Голицын. — И что вы собираетесь предпринять?

— Не скажу, — Турецкий дерзко улыбнулся. — На этой яхте нет ни одного человека, которого я избавил бы от подозрений. Простите, Игорь Максимович. Без обид.

— Подозревать меня… — недоуменно пожал плечами Голицын.

— Глупо, согласен. Но давайте не будем толочь воду. Вы ведете себя неадекватно. Это сильно бросается в глаза. У вас напряженные отношения с женой. Вы много пьете, склонны к вспыльчивости. Складывается впечатление, что вы на грани отчаяния. К чему тогда эта поездка? Сидели бы в своем коконе…

— Я считаю, что меня хотят убить, — резко выплюнул Голицын.

Фраза вызывала уважение и заслуживала долгой вдумчивой паузы. Голицын расслабился, вновь закрыл глаза.

— Это связано с работой?

— Полагаю, да… Вот уже несколько месяцев надо мной сгущаются тучи. Не буду вас информировать о характере своих взаимоотношений с конкурентами и деловыми партнерами, скажу лишь, что отношения сложные. Правоохранительные органы в данном случае — не панацея. Это крупный бизнес, Александр Борисович, а я имею основания полагать, что сочинская милиция куплена одним из моих недоброжелателей. Действия, предпринятые моей контрразведкой, косвенно подтверждают эту мысль: от меня собираются избавиться. Я не знаю, как это должно произойти, когда произойти, считал по наивности, что у меня еще есть время…

— Хорошо, не будем углубляться, а то вконец запутаемся. Примите сочувствия, Игорь Максимович. Вынужден повторить вопрос: к чему эта поездка? Сидели бы в своем коконе…

— Да кто же знал? — Голицын вскочил, заметался по кают-компании, запинаясь о ножки кресел. — Во-первых, я считал, что у меня вагон времени. Во-вторых, какое отношение к моему бизнесу имеют близкие мне люди? В-третьих, мое устранение никак не предполагало атаку пиратского катера или что-то подобное. И уж точно не в море. Это обычный уикенд, здесь не надо искать подвоха…

— Мне кажется, у вас паранойя, Игорь Максимович. Вы считаете, что шесть инцидентов на «Антигоне», которые я вам перечислил — не что иное, как прелюдия к покушению на вас? Вам не кажется, что это попахивает идиотизмом?