Восемь жизней

Ида приподняла наконец голову и посмотрела в лицо продавца. Оно всё было изрезано морщинами; узкие губы прямо и строго, может, даже слегка высокомерно, складывались в ровную полосу; тёмные, холодные и бесстрастные глаза были опоясаны сине-фиолетовыми кольцами. На затылке у мужчины виднелась обширная лысина, и тот недостаток волос, который, вероятно, ощущал хозяин, он восполнял наличием густых бакенбард, бистровый цвет которых разбавлялся редкой серебристой сединой.

- Я действительно не из простой семьи, - продолжила барышня, - однако светских забав никогда не любила. По правде сказать, родители мои скупы, а потому жизнь наша не полна излишеств, которые иные позволяют себе в огромных размерах... Я надеялась, что вы позволите мне приобрести опыт профессии, с представителями которой мы встречаемся практически ежедневно. Вы мне действительно мне помогли. Понимаете, я училась, посещала женские курсы, но – так вышло – меня попросили покинуть то чудесное место, и я осталась жить в доме своих дядя и тёти. Родители мои живут в Германии. Когда они узнали, что я хочу учиться в России, отец пожелал не видеть меня больше в их доме; матушка с ним согласилась, но лишь частично – она сказала, чтобы я приезжала в гости, когда получу диплом. Вообще родители мои – умные люди, образованные. Они всегда подавали пример мне и моим братьям и сёстрам. Но они, к тому же, невероятно упрямые патриоты. Потому меня они восприняли как изменницу, забыв о том, что я ещё и дочь. Зря я рассказываю это незнакомому человеку. Тем более, вы не получили ответы на ваши вопросы. Короче, я хочу получить опыт хоть какой-то – не в обиду вам – работы, чтобы в будущем не остаться без гроша и, что самое ужасное, не упасть на дно общества.

Продавец внимательно слушал рассказ иностранки, сперва приняв его за обычную душещипательную историю, какими богата популярная литература. Как только женский голос стих, мужчина промолвил:

- Да, не простая у тебя житейка, но и похлеще бывает. Ладно, работай, раз так хочется. Но будешь только продавать. Готовить буду я. В эту дверь, - продавец показал на глухую мрачную дверь, находящуюся по правую руку от него, - не заходить. Поняла? Там у меня кухня и спальня. Думаю, это должно удовлетворить твоё любопытство в сим отношении, если таковое, конечно, возникло. Теперь ближе к делу, - толстяк, на удивление, резво поднялся со стула, - Завтра придёшь в девять утра. Без опозданий. Сядешь на моё место, - мужчина повернулся и указал на стул, - Начнёшь работать. Клиент приходит – здороваешься. Всегда улыбаешься, даже если грубят. Цены на бумажке записаны. Здесь, в этом ящике листок, - и начал рыться в ящике, - Сейчас… А, вот. Ну, в общем, смотришь всегда сюда, цены все указаны поштучно. Поняла? – Ида кивнула, - Кажется, всё объяснил… А! Ещё. В дверь эту не заходи, хорошо?

Мужчина, слегка улыбнувшись, похлопал юную прелестницу по плечу.

- А ты дородная такая девица. Небось, от ухажёров нет отбоя? – расфамильярничался он.

- Совсем нет.

Ида, краснея, приподняла уголки пухлых лепестков губ.

- Да ты не смущайся, - сказал продавец, всё также держа тяжёлую руку на плече красавицы, - И, кстати, зовут меня Василий Ефимович. А вас как, барышня?

- Ида.

- Хорошо. Меня можешь звать и по имени, хотя больше мне нравится «хозяин». Я ведь хозяин? – Василий резко хлопнул Иду по плечу, стараясь вызвать в девушке добродушный отклик, но новоиспечённая продавщица лишь удивлённо взирала на мужчину, продолжая улыбаться всё также робко, - Этого заведения, я имею ввиду.

Пухлый господин, словно ястреб, пронзал юное создание своими чёрными зрачками, растянув и без того широкий рот в поганой искусственной улыбке.

- Да, хозяин. Я всё поняла и завтра обязательно приду, - поспешила удалиться собеседница, рывком выбравшись из крепких объятий подозрительного продавца.

***

Этой туманной и промозглой ночью Ида не могла сомкнуть глаз. Мысли о будущем не давали покоя юной фрейлейн. Она размышляла о предстоящей работе в магазине, пророча сама себе неудачи. От подобных безрассудных выводов не редко начинает болеть голова, не выдерживая негативного потока сознания.

Сквозь тьму часы показывали два часа ночи. Ида лежала без одеяла, в одной ясминовой⁵⁷ сорочке, помутневшими от усталости глазами смотря в даль, открывающуюся ей не зашторенным окном и освещаемую загадочным светом уличных фонарей. Стояла белая мгла.

В такие моменты Ида не могла понять сама себя. Её с детства лёгкий и непринуждённый нрав будто преобразовывался в что-то ещё не ясное и чужое. Ида не узнавала себя. Всё чаще она придавалась тревожным мыслям и печали. Утро не радовало своими лучами, а ночь казалась бесконечной, словно пожирающей изнутри.

Бессонница больше не была жалобой какого-то незнакомца в толпе. Теперь она явилась, чтобы встретиться с Идой лично.

Сие знакомство тяготило Иду, и каждый новый визит отнимал её энергию не хуже, чем усердная работа – у шахтёра.

В итоге разочарованная в себе девушка зажгла свечу, аккуратно взяла с полки первую попавшуюся книжку и принялась с запоем читать её.