Восемьдесят четвертый 2.0

Уин пробил свой пропуск на выходе, мысленно наслаждаясь выражением лица вахтера – едва приоткрытый рот, готовый вот-вот издать грозный окрик, взгляд на экран – легкое недоумение – и шкодливая ухмылка, призванная прикрыть проглоченный крик, вполне очень даже ясно понятый Уином.

Свободный пропуск! У него теперь свободный пропуск! Он может опаздывать, задерживаться с обеда – или вообще линять вот так в середине рабочего дня. Это даже забавно – свою свободу можно оплачивать, продавая в рабство других. Черт, а ведь плевать на все эти тонкости и…

– Пошла вон, сука!

Уин обернулся и успел заметить, как тощий мужичонка пытается вырвать из рук темноволосой девушки кусок бумаги или картона. Плакат – не сразу сообразил Уин. Ныне начальство порой разрешает стоять у здания плакатчикам, но на них непременно натравливают таких вот рьяных патриотов. Уин уже собирался повернуться и уйти, отлично зная, чем заканчиваются подобные драки – когда плакатчика отметелят, обоих заберут в каталажку, только патриота быстро отпустят, а протестанту впаяют солидный штраф. Да, проскочить мимо было самым правильным. Но Уин не ушел – может, потому что заметил, как дерзко взметнулась волна темно-русых волос, как сверкнули глаза под белой вязаной шапочкой, низко натянутой на лоб, как оскалились белые зубы. Девчонка сопротивлялась и сопротивлялась отчаянно, билась за кусок разорванного и безнадежно изувеченного картона, будто в этом была вся жизнь. Уин помешкал секунду-две, а потом направился к этой парочке, ускоряя шаги, и с каждым шагом поднималось в груди давно забытое чувство – будто горькая хмельная пена подкатывала к горлу. Парень тем временем сумел повалить девушку на мостовую и замахнулся, чтобы пнуть тяжелым ботинком под ребра. Но Уин уже был рядом. Драчун из него был так себе, но ударить по опорной ноге сзади – дело совсем нехитрое, сам бил и сам же получал такие подлянки во время игры в футбол. Сейчас он ударил и посильнее и побольнее, нежели на поле, так что парень грохнулся на мостовую и, схватившись за ногу, истошно завыл. Будто не удар по ноге получил, а ему как никчемному пленнику, не годному в рабы, подрезали поджилки – обычное дело в период античности. Настоящей античности, не образиновской.

Пока нападавший продолжал голосить, явно рассчитывая на прибытие полисмена, Уин протянул руку, поднял девчонку рывком и помчался в ближайший проулок, увлекая плакатчицу за собой, как на буксире – попадать в каталажку вместе с этими двумя у него не было никакой охоты. Завтра… Да, завтра он что-нибудь придумает, если уличные телекраны его засекли. Но говорят, многие из них не работают, установлены, чтобы наводить страх на пугливых горожан.

Завернув за угол, беглецы остановились как по команде в узком проезде между двумя новыми недавно выстроенными высотками, чьи окна смотрели друг на друга так, чтобы каждый сосед мог видеть кухни и спальни напротив. Даже днем здесь было сыро и темно. Только тут Уин заметил, что девчонка еще сжимает в руке кусок плаката.

– Да бросьте вы это. Бросьте.

Она в самом деле бросила обрывок, но тут же наклонилась и подняла картонку с одним-единственным словом «Ложь».

И тут мысль совершенно ошарашивающая, сбивающая с ног, как порыв холодного ветра, обдала Уина и заставила замереть: эта девчонка из тех, на чьей стороне он бьется в Сети, прикрывшись мнимым панцирем Огненного рыцаря. И сейчас у него появился реальный шанс – реальнее точно не будет – найти вне Сети этих людей. Найти и стать среди них своим. Желание было почти нестерпимым – настолько, что Уин даже не сделал попытки прикинуть: а во что все это может вылиться для него. Как будто впереди оказалась – нет, не стена, а поток яркого света, и что там, за этим нестерпимым блеском, разглядеть было невозможно. Да он и не пытался. Осталось только здесь и сейчас. Он, эта девушка и поток слепящего света, свет этот наполнял его и делал каждую клеточку тела иной, новой, полной незнакомой энергии и странного неведомого прежде восторга.

– И что было на погибшем плакате? – спросил Уин с улыбкой чуть покровительственной, как и положено спасителю.

– «Ложь – это ложь». – Она посмотрела на картонку, потом на Уина, тоже улыбнулась и выбросила обрывок плаката в урну. – Всю ночь рисовала.

– Какая свежая мысль!

Они рассмеялись – одновременно. Ему понравился ее смех – немного громкий и немного вульгарный, но зато без намека на жеманность. А в постели как она будет смеяться? Он окинул взглядом ее фигурку, отметил длинные стройные ноги и тонкую талию, подчеркнутую широким поясом куртки, и грудь – очень даже округлой формы, отчего талия казалась еще тоньше. Девчонка отряхивалась от обрывков бумаги, что прилипли к брючкам в обтяжку, но тут же заметила, что ее разглядывают, и скорчила гримаску, скривив слегка губы и прищурившись, без слов говоря: ну и этот туда же. Но гримаска была наигранная – ей нравилось, что Уин на нее смотрит.

– «Наше будущее – наше прошлое» – тоже неплохой лозунг, – предложил Уин.