Восемнадцатый скорый

Наказание Алексея кончилось сегодня, в субботу. Он получил увольнение.

— Ну так как? — спросил нетерпеливо Якушев.

— Кого прикажешь опекать? — вопросом на вопрос отозвался Родин.

— Там видно будет. Значит, согласен? — Якушев на радостях хлопнул его по плечу.

Ему, Алексею, еще бы голову ломать, как распорядиться нынче своим увольнением, а Якушев враз решил. «Спасибо, друг! Сегодня и впрямь твое предложение к месту! Гульнем. Да еще как».

Мысль эта развеселила Алексея, и он стал думать о предстоящем свидании с девчатами из гарнизонного магазина. «Резиновую Зину купили в магазине, резиновую Зину в корзине принесли». Хотя при чем тут Зина? Насколько он помнил, Якушев говорил, что одну зовут Валя, другую Галя. Одна, должно быть, блондинка, другая… Впрочем, в любом случае неплохо! «Хороши весной в саду цветочки, еще лучше девушки весной». Так, кажется, поется.

В него неожиданно вселился веселый бес. Эта перемена в настроении не осталась незамеченной ребятами, которые усердно и торопливо готовились в увольнение.

— Ну вот, — удовлетворенно заметил Исмаилов, — теперь на человека похож, а то ходил мрачнее тучи.

Субботнее увольнение было самым массовым. И сейчас, в ожидании желанного часа, курсанты толпились в бытовке, оживленно переговариваясь.

Родин с особым пристрастием осмотрел себя в зеркало. Лицо было чистым, но он на всякий случай прошелся еще раз электробритвой — ладной «Агиделью», подаренной стариками по случаю поступления в училище.

Якушев подглаживал брюки и из своего угла искоса поглядывал на него.

Подвернувшийся Быков, тронул пальцем стрелку, которая выходила у взводного всегда идеально, и тут же торопливо отдернул, сделав страдальческое лицо, будто совершил порез. Сосредоточенно, торопливо, вызвав дружный смех ребят, принялся посасывать несчастный палец.

Якушев проигнорировал шутку, продолжая ловко работать утюгом.

— Ну и жестоки вы, товарищ сержант, — продолжал паясничать Быков, по привычке держась возле Малахова, — никак не жалеете бедные девичьи сердца. О такую стрелку убиться можно!

— Поговори мне еще, — сказал многозначительно Якушев, отставляя в сторону горячий утюг, довольно оглядывая свою работу.

— Ну кто с нами? — спросил Якушев знакомых ребят на КПП. — Нет желающих? Тогда счастливо скучать.

Они миновали дежурных и вышли за ворота училища. В какой-нибудь сотне метров от КПП стояла будка телефона-автомата, постоянно опекаемая курсантами. Был тот редкий случай, когда она пустовала, и, обрадованный тем, что никто не помешает его разговору, Якушев заспешил к автомату.

Родин стал рядом с будкой, напустив на себя безразличие, лениво следя за тем, как Якушев набирает номер. Стенка, на которой висел громоздкий, старого образца автомат, была густо испещрена фамилиями, номерами телефонов. Хоть заходи и от нечего делать звони на выбор. Впрочем, некоторые курсанты ради хохмы так и делали. Рассказывали, что иным даже везло. Родин, правда, никогда не пытал этой удачи. Но к этому старому телефону-автомату, стоявшему за стеной училища, испытывал весьма добрые чувства. Телефон-автомат дважды, когда требовалось смотаться в самоволку, крупно помог ему. Надоумили ребята, которые не раз сами прибегали к этому нехитрому способу обмана дежурных на КПП. Заключался он в следующем: тот, кому надо было дать тягу, бежал на КПП с просьбой разрешить позвонить по автомату в город. Отказать не было никаких оснований. Тем более внешний вид курсанта, выбежавшего налегке, в одной гимнастерке, не допускал подвоха. Для отвода глаз на тот случай, если дежурный усомнится и выглянет за ворота, беглец бежал к телефонной будке и, убедившись, что никто за ним не следит, давал знать товарищу за стеной, который тут же перекидывал ему шинель и шапку.

Сообщником у Родина в трех его самоволках был Исмаилов, всякий раз напоминавший Алексею, что если тот попадется, чтобы не выдавал его. Разумеется, эти предупреждения были излишни. Родин никогда бы не заложил своего товарища, как бы худо ему ни пришлось.

Номер был занят. Якушев, однако, не терял надежды, вытаскивал и снова вкладывал двушку, стучал по рычагу, усердно крутил диск. У будки уже подсобрались ребята, в основном малознакомые, с первого и второго курсов. Они нетерпеливо посматривали на маячившую в будке рослую фигуру Якушева. Сержантские лычки и три полоски на рукаве того невольно сдерживали их эмоции..

Наконец Якушев дозвонился. Разговор был коротким, видимо та, с кем разговаривал Якушев, была поставлена в жесткие рамки.

— Порядок! — бросил Якушев, выходя из будки, снисходительно окидывая толпившихся у будки курсантов, расступившихся перед ним.

Лицо Якушева выражало явное удовлетворение, но он не спешил с объяснениями, сознательно подогревая любопытство товарища. Но Родин и не лез с расспросами. Это было не в его характере.

— Они до семи пашут, — обронил наконец он, видя, что Родин не проявляет никакого интереса к телефонному разговору, — так что в сквере напротив военторга.