Вошь на гребешке (СИ)

Над головой метнулся во встречном прыжке тот, кто был тенью у опушки. Тело Влада растратило инерцию, скольжение превратилось в качение, перед глазами мелькали небо-ветки-корни-красная тропа... И так снова и снова, до тошнотворного головокружения. Наконец вроде бы удалось захлопнуть глаза и порадоваться сумеркам, украшенным мириадами колючих звездочек. Разбитая губа дрожала пульсом боли и отчетливо отдавала соленым, противным для языка. Легкие горели, им не хватало воздуха, сердце колотилось у кадыка. Но сознание не уходило, и постепенно Влад смог сесть, обнимая голову ладонями. Он жив. Он вроде бы не получил ни единого перелома: тело слушается. Он может двигаться и уже почти восстановил дыхание. Слух тоже вернулся. Лес стонал, преследователь рычал и выл, щепки и клочья летели во все стороны, раня руки, заслонившие лицо рефлекторно, еще когда Влад катился к опушке.

Медленно, преодолевая весь темный страх перед неведомым, какой только есть в людях, Влад повернулся к лесу и убрал руки от лица.

Тварь он увидел сразу. Метра три в холке, увенчанной костистым мощным гребнем. Морда — помесь кабана и бронтозавра, как определил для себя Влад. Лапы когтистые, а вернее шипастые, на боках пластины брони. Длинный хвост вооружен эдаким стенобитным шаром, крушащим все, что попадается на его пути. Мех у твари длинный, но клочковатый, висит тут и там отдельными нитками зелени, бурости, рыжины. За время боя корни успели очухаться и расползтись, а те, что не увернулись, сплющены и перемолоты. На просторной поляне теперь есть место для движения.

— Черт знает что, — хрипло пожаловался Влад, рассматривая противника твари. — Даже для игры перебор. Никакой прокачки...

Человек был рослым, плечистым и ловким. Но где же защита, вооружение, хотя бы магия, зримо оплетающая тело и создающая условия для равной борьбы? Как можно стоять против твари в холщевых штанах, в рваной клочьями рубахе и босиком?

— Чу, чу, хороший мальчик, — негромко приговаривал человек, отпрыгивая и уклоняясь от хвоста, блокируя ладонями удары бронированной морды и отлетая всякий раз в заросли корней, чтобы сразу оттолкнуться и вернуться. Пока тварь рычала и мотала тяжелой башкой, человек успевал сорвать несколько клоков её меха и уклонялся. Снова попадал под удар, прыгал или летел в заросли...

Влад сел ровнее, на ощупь снял мешок со спины и так же на ощупь проверил, цело ли содержимое. Зачем он делает это, понимать не хотелось. Но надо хотя бы что-то делать. Мешок был порван в трех местах. Скорее всего, тварь дотянулась. Значит, кем бы ни был нелепый воин без оружия, он успел выручить в последний миг.

— Чу, не сопи, больно, знаю, — бормотал человек. — Чу! Логово надо рыть без лени, глубокое... Сейчас полегчает. Еще немного.

Тварь снова развернулась мордой к врагу, раззявила пасть, свободно помещающую тело человека в рост — и разразилась протяжным, вибрирующим рыком. Сумасшедший воин стоял в метре от зубастых ворот в загробный мир — и ничего не делал! Отдыхал... Пасть захлопнулась с капканным клацаньем. Тварь раздумчиво подышала и повернулась боком. Встряхнулась, роняя пласты брони, ставшие то ли грязью, то ли древесным крошевом. Жуткий хвост растерял шипы и укоротился. Пластины на морде прилегли, делая сходство с кабаном более внятным.

— Кто же роет нору близ дикой грибницы? — укоризненно бормотал воин, продолжая счищать нитки с хребта и лап. — Где твоя мамаша, вот вопрос. Бросить малыша одного, в осеннем опасном лесу. Неужели откочевала, а?

Тварь снова распахнула пасть и заревела в голос, жалуясь на свою тяжкую бесприютную судьбинушку. Влад потряс головой и медленно встал. Пойди пойми здешний мир. Кто кому враг и кто великан, а кто малыш.

— Лес к тебе добр, — чуть громче сказал воин, закончив складывать нити в кучу и подпалив их чем-то, добытым из кармашка на добротном поясе. — Рогач вовсе ума лишился от боли, сперва-то он вынюхивал человека, чтобы просить помощи. А после взъярился — и рвать. Грибница такая, быстро под себя подбирает зверя.

Воин поворошил мигом полыхнувший и угасший костерок, пропустил пепел через пальцы, проверяя, не уцелели ли нитки. Хлопнул тварь по боку, пошел вдоль мощного тела, добрался до головы и запустил указательный палец почти на всю длину в щель крупной ноздри. Лишь исполнив все это, воин обернулся и глянул на Влада. Глаза у человека были мелкие, сидели глубоко и глядели без дружелюбия.

— Я анг и гость замка Файен, мое имя Плат. Кто ты таков? Кто дал тебе тропу, но пожалев крови?

— Тох, — кое как Влад выговорил имя, жгущее болью. Слова на здешнем наречии произносились неловко и невнятно. — Я Влад... из плоскости. Так он говорил. Он говорил, надо идти в Файен. Он говорил: Тэра, Черна.

— Не могут выслушать, — поморщился воин, и мгновенная тень боли исказила его лицо. — Плоскость... мало нам было бед. Зато понятно, отчего именно меня толкнуло в ребра и поволокло сюда, на ночь глядя. И сходство звучания наших с тобой имен дает намек, может быть, для меня сплетенный — я верно понимаю, а? Идем, в замке теперь наместничает Бэл. Он выслушает.