Вошь на гребешке (СИ)

— Делов-то, — нарочито грубо буркнула Черна, шалея от нежданной просьбы. Потому что хозяйка именно просила! Отказать этой Тэре, старой и сомневающейся, было невозможно. — Снять — так снять. Одна незадача: а как же мой ошейник?

— Учеников дурнее тебя не было ни в одном замке, — язвительно усмехнулась Тэра, не оборачиваясь. Пламя взметнулось, снова встало за решеткой рослое и яркое. — Дерни как следует цепочку.

— Что?

Переспрашивая, Черна уже ощущала себя не просто глупой — беспросветно дремучей и дикой! Рука нащупала ненавистный ошейник, дернула — и он остался лежать двумя обрывками в ладони.

— Нет ошибки, нет долга. Нет и не было, — тихо сказала Тэра, по-прежнему глядя в огонь. — Есть давнее обещание одному моему... другу? Или врагу. Я часто путаюсь в определении сторон, я прорицательница, а не судья.

— Я могла уйти в любой день, тем более в ту ночь, — вслух пояснила себе Черна, потому что правда не желала втискиваться в сознание. — Я могла и имела право.

— Право? Сомневаюсь, — Тэра покачала головой, медленно шагая к креслу. — Скорее силу. Видишь ли, ты не столь проста, как может показаться со стороны. До сих пор ты еще... не стала собою. У тебя нет настоящей цели и нет осознания долга, сложного и чуждого прочим людям: долга без выгоды и обязательств, без вины и привязанности. Покинув замок и выбрав путь ради себя самой, ты утратишь многое, не сознавая утраты.

— Я ничего не понимаю.

— При чем тут логика... Мы, прорицатели, куда внятнее иных понимаем: вся логика с опорой на цепочку причин и следствий — лишь жалкая по малости верхушка гор истины, сокрытых туманом тайны, наития, непостижимых движений души и озарений духа. Порывы штормового ветра колеблют границы миров... Иди и отдохни. Белек! Не стой столбом, и ты иди. Завтра обсудим предстоящее. Пока запомните: я запрещаю вам тащиться за Миленой и вытирать ей сопли.

— Больно надо, — хмыкнула Черна, глядя в огонь.

— Белёк, эта... девчонка ластилась ко всем, кто готов был гладить её по шерсти, — тихо вымолвила Тэра. — Не время проверять, что она думает именно о тебе. Просто отпустите её. Так должно поступить, вот слово прорицательницы.

— Вы прежде не начинали игр, — осторожно уточнил Белёк, хмурясь и не пряча недоумения. — Но я ощущаю в нынешнем дне кипение... зуд зреющих перемен.

— Я не играю, лишь совершаю под давлением обстоятельств то, что полагаю неизбежным и своевременным. Идите.

Черна покинула зал первой, в коридоре с рычанием замотала головой, словно выстояла полдня под дождем и теперь норовила растрясти бегущие щекоткой по черепу предчувствия и домыслы. Все это ей — чуждо! К тому же ноги что-то решили помимо головы и резво несут по коридору к винту южной лестницы, обвалом топота и эха — до первого яруса, прыжком под навес внутреннего двора.

Милена как раз теперь покидала двор и уходила — тихая, первый раз за время жизни в замке согнутая. Опустив голову, она брела к арке внешнего двора. Правой рукой сжимала горловину походного мешка, дно которого терлось по камням. Белёк дернулся догнать, но попал под ладонь приятельницы, куда более жесткую, чем кузнечные клещи.

— Иди, выбери толковый материал для рукояти своего клинка, — велела Черна и толкнула парня в сторону кузни.

Сама она в несколько прыжков догнала Милену, уже пересекающую внешний двор, теперь с поднятой головой — аккурат так идут на казнь... Гордость предала, ноги бессильно споткнулись на пороге, под аркой главных ворот. Черне пришлось подставлять плечо и почти тащить бывшую первую ученицу через мост, чтобы слуги не нашли повода судачить об уходящей. Некоторые, и всякий знает таких в своем окружении, обожают капать ядом на чужие душевные раны.

— Тебя как, проводить до границ лесов западного луча? Или, если хочешь, заломаю буга. В одну ночь дикого под седло не поставить, но я постараюсь, да и ты в уговорах сильна.

— Она наверняка велела не провожать, — дребезжащим шепотом угадала Милена, оттолкнула руку и слепо побрела к лесу. — Бельку велела, и он послушался. Тебе до меня и дела не должно быть! Я всегда отравляла твою жизнь. Я ненавидела твою силу и доступную тебе простоту выбора. Я... — Милена обернулась, скалясь затравленным зверем. — Я шепнула твоему Тоху, то, что шепнула. Я была с ним еще до вашей первой встречи, и я же подстроила её по просьбе анга. Он с зимы таскался в наши леса, и делал это, было бы тебе известно, расчетливо. Ну что, наконец-то ноги отказали? Наконец-то я могу топать, куда вздумаю, без вашей тупой и лживой жалости?

— Все вы, вальзы, с придурью, — вздохнула Черна, разжимая кулак, уже готовый нанести удар и сгоряча отплатить за боль, причиненную сказанным. — Видите одно, говорите другое, делаете третье, а душа у вас болит от чего-то вовсе уж восьмого... ладно, дикий пламень с тобой. Что было, то прошло и скоро осыплется прошлогодней листвой. Зато я познакомилась с ним. А ты вон — опять одна, ищешь то, чего во всем свете нет. Ну, что решила: буга выслеживать?