Вошь на гребешке (СИ)

— Все с тобой хорошо, — понял невысказанное анг. — Переболеешь и выправишься. Мы ведь черпаем из себя, а твой колодец сделался много глубже по вине Ружаны, вынудившей тебя прежде срока и с болью осознать свою силу. Ты вырос, мальчик. Колодец дара углубился, для тебя это ново, ты не привык к себе такому. Но поверь моему опыту: прежний Бэл, даже и с ногами, даже при поддержке двух ангов, не одолел бы пэрна. А прорицать... оно тебе надо? Вот посуди, есть ли польза в смутных видениях? Лес гневается, тьма копится, по тропам идут воины, королева точит зубы... или что там у неё ядовитое? Я знаю наперед все байки, какие может высказать наилучший прорицатель. Толку в них чуть, одни сомнения и страхи. Не опирайся на пустоту, малыш. Опирайся на людей и лес. Держи рукоять клинка и не забывай баловать буга, в нем твоя радость... Простые пути иногда воистину короче умных обходных, поверь.

Бэл улыбнулся, теперь совсем тепло и даже почти беззаботно. С души свалился тяжеленный камень: не надо скрывать исчерпание дара, не надо ночами вслушиваться в невнятный гомон леса и грызть себя, мысленно именуя бездарем.

Тень заслонила проем дальней арки, но приближение буга узналось за миг до того. Две половинки, некоторое время составлявшие бугадь, и теперь не разделились окончательно, помнили и привечали друг друга. Игрун замер, дал себя рассмотреть — и взрыкнул.

— Красивее всех, — охотно подтвердил Бэл.

— Урр-м, — принял похвалу буг, лязгнул когтями по стене, извернулся, танцуя на месте и приглашая рассмотреть себя снова, внимательнее.

— Несравненный, как и та, кто тебя приручил, — серьезно добавил Бэл.

Буг в два прыжка оказался рядом, приник к больному плечу, вчуялся, шершавым языком лизнул обнаженную кожу. Мелко задрожал кончиками ушей, слушая смех приятеля: щекотно... и подставил спину.

— В чем неотложное дело? — забормотал Бэл сквозь зубы, самостоятельно вползая на буга и мысленно благодаря ангов, не сунувшихся с помощью, похожей на опеку над младенцем. — Вы твердили о праве в северном лесу и Файене. Я не понял.

— Пойди и глянь, все равно, сколько ни объясняй, кроме тебя и живого огня никто дела не уладит, — вздохнул первый анг. Покосился на старого и по молчаливому согласию того продолжил пояснения. — Признаю, я попробовал его укрепить в мире, но не справился. Может, он важный гость. Только бесхребетные нам, принадлежащим силе, не близки. Надо крепко понимать пользу и всей душою принимать то, что и такие нужны миру... я понимаю, но совладать не могу. Ни единой в нем косточки, ни малейшего стержня. И серебра в нынешней луне ни на ноготь. Не справляюсь.

Младший сокрушенно вздохнул, и сделалось окончательно понятно: он пробовал решить непосильное со всей горячностью, которая помогала ему в поединках держаться даже против Черны. Но мягкости и снисходительности к чужим слабостям анг пока не осилил, не нашел в душе.

— Видом — чисто слизняк, — подтвердил старый анг, не желая увеличивать и без того осознанную вину своего нынешнего ученика, вслух именуемого 'первым'. — Трудное дело, для среброточивого... Вот мы обсудили и решили: наспех вытаскивать тебя из целебного сна. Долго он в Нитле не удержится. Бескостность иной раз настигает и сносных людей при входе в наш мир. Обычно это означает, что гостю он не родной. Но тут, чую, особенный случай. Издали гость явился, а только лесу он — не чужой.

Бэл утвердился в привычном положении и прижмурился, радуясь болезненному, но желанному сплетению с Игруном. Полноценного бугадя на сей раз не возникло, однако дурашливость юного буга так и бурлила в душе, из-под когтей мелкими искорками сыпалась крошка камня, хвост сек сухое узорное дерево прикрытых дверей — и не возникало намерения одернуть зверя, убедить не портить камней и досок. Бэл блаженно улыбался, а неукрощенный указаниями буг приплясывал, то распуская усы и стращая несуществующего врага — то плотно оплетая горло узором миролюбия.

Анги двигались, отставая на полшага, так, чтобы быть рядом с Бэлом и оставлять впереди лапы и морду Игруна. Дорогу показывал младший. Старший теребил ус и ворчал: неплохо бы Бэлу потрудиться самому или кого попросить, чтобы приладить крепление для клинка на спину, оно бьет буга по боку и ярит, и доводит настроение до звонкой лихости. Бэл слушал, прекрасно понимал, что ему советуют уняться и утихомирить буга — и делал вид, что отменно глух... Стоит ли угасшая радость нескольких сбереженных камней? Вряд ли. Вот и старый анг сменил тему: вещает о подготовке к зиме и налаживании удобных троп к ближним поселкам. О проверке надежности стен и пополнении запаса продовольствия. Слушая и иногда кивая вовремя, Бэл продолжал улыбаться, гладить Игруна по шее, вороша мягкое серебро ворота и отмечая: уже линяет в зиму, вон как мех уплотняется, да и подпушек знатный, сквозь него до кожи не пробраться. Занятые каждый своим, анги и Бэл спустились во двор, миновали его и нырнули в прохладу травного подвала, того самого, где Черна срасталась с краповым доспехом.