Квартира Марка была в таком же запущенном виде, как и сам хозяин, одетый в испачканную кетчупом футболку и широкие грязные брюки в стиле индийских монахов. Давно немытые волосы блондина превратились в замусоленные колтуны, как у бродячего пса, а в рыжеватой бороде застряли крошки пиццы, составляющей его ежедневный рацион. Повсюду в комнатах валялись пустые бутылки из-под рома, текилы и прочих горячительных напитков. Максим пробрался на кухню, ужасаясь той вони и беспорядку, в котором существовал несчастный пьяница. Плотные шторы на окнах не пропускали в помещение ни единого луча, усиливая угнетающее впечатление от логова, коим стало жилище некогда опрятного мужчины. Доктор открыл окна и приказал парню немедленно принять прохладный душ, стараясь не психовать по поводу затраченного времени на возню с жалким нюней.
После того, как Марк оказался способен выслушать нотацию о вреде алкоголизма и, вроде бы, даже согласился с некоторыми доводами, Архипов оставил его в покое и под покровом вечера отправился в больничную лабораторию.
Стараясь не шуметь, он настроил микроскоп и расставил перед собой несколько бутылочек с красителями. Можно начать с простого – исследовать клетки биоматериала, а затем, обзаведясь необходимыми приборами, приступить к расшифровке ДНК.
После всех приготовлений он выложил из сумки Лизины вещи: заветную колбу с воском, казенную простыню, расческу, историю болезни, которую знал наизусть. «Продольные порезы на обоих запястьях. Пациентка поступила без сознания…». Следующим разделом шло направление на обследование психиатра. Читая собственную писанину, Максим усмехнулся: что бы сказали в психушке, когда попытались бы взять у нее развернутый анализ крови? Что бы они предприняли, увидев струящийся из вены воск? Для начала опустошили бы секцию с галоперидолом!
Доктор положил на предметное стекло волосинку с расчески. Долгое время он рассматривал ее под микроскопом, пытаясь разглядеть аномальное строение или еще какой-нибудь признак биологического отклонения. Это был обыкновенный человеческий волос. Для убедительности он сравнил его со своим собственным. На клеточном уровне материалы мало чем отличались. И тогда он взял немного воска из колбы, жаждая рассмотреть что-нибудь эдакое, что окончательно подтвердит гипотезу о возможностях человеческого организма изменять собственный состав крови, помогать регенерации, а может, и вовсе дарить бессмертие. Когда обнаружилось, что воск имеет схожий состав с кровью, теория о бессмертии перестала быть невероятной. Кроме отсутствующего гемоглобина, дающего красный цвет, в нем были лейкоциты, эритроциты, тромбоциты. Все клетки противоестественным образом существовали в самом обыкновенном парафине, заменяющем водный раствор. При этом их уровень был в три раза выше, чем у обычного человека. С такими показателями девушка должна была иметь сотню неизлечимых болезней. Однако Волкову язык не поворачивался назвать неизлечимо больной. Психопаткой – да, но не более. Убирая микроскоп и растворы от лишних глаз, Максим уже видел в своих руках сертификат нобелевского лауреата. В этот день он ощущал себя почти таким же исключительным, как девушка из воска.
Вадим спал на своей половине комнаты и не слышал, когда она встала с постели. Он пришел позже, хотя ее вечерняя «прогулка» с Аликом затянулась почти до рассвета. Теперь было утро, раннее, особенно для той, которая спала всего часа два-три. Но этого хватило отдохнуть и с новыми силами обдумать ситуацию.
Они не собирались делать из происшедшего на реке тайну. Вадим как был, так и остался случайным спутником, который не имел права требовать от нее целомудрия, даже если тема касалась его лучшего друга. Алик вообще не заморачивался по этому поводу. Однако их порыв можно было считать неуместным, учитывая сложные обстоятельства, которые связывали всех троих. Что будет, когда проснется Вадим, и они соберутся на кухне за кружкой кофе? Как поведет себя Алик или она сама? Все изменилось. Их тройственному союзу пришел конец. И тандему тоже.
Чтобы прогнать страх неизвестности, она встала под ледяной душ. Не заорать от боли, с которой вцепились в кожу колючие струи, удалось с трудом. Помогло? Не совсем. Пока она собирала вещи, обходясь без полотенца, тремор разбирал все тело. Сквозняк из открытого окна неприятно медленно сушил спину. Опасаясь, что ее могут увидеть в неглиже, она подошла задернуть занавески, но закрыть их так и не удалось. Что-то сковало движения, и она осталась стоять, держась за створку окна, из которого открывался вид на часть обсерватории. К счастью, в столь ранний час во дворе никого не было, и мысль о том, что кому-то посчастливится разглядеть все ее прелести, уходила на второй план. Больше всего приводило в ужас оцепенение, кроме того картина за окном постепенно начинала меняться.