— Послушайте, Пол, — немного смущенно начал Бомон. — Вы помните, несколько дней назад мы беседовали с вами о репортаже, посвященном новому косметическому средству. «Красотворец», если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, — ответил Дарк. — Работа продвигается успешно.
Бомон помолчал, потом глубоко вздохнул.
— Боюсь, вам придется отказаться от него. Этот материал не для нас.
Дарк пристально посмотрел на собеседника, не совсем понимая его.
— Это распоряжение совета директоров, — пояснил Бомон. — Точнее говоря, самого Чарльза Хеннингера. Репортаж запрещено печатать.
— Погодите, Безил, — сердито произнес Дарк. — Ведь это же не какой-то проходной репортаж, а важное разоблачение. Мы должны напечатать его. Вы сами говорили…
Бомон пожал плечами.
— Я понимаю, Пол, но я же не глава концерна «Стайн-Хеннингер». Я зарабатываю себе на жизнь так же, как и вы. Шеф велел, чтобы до его дальнейших распоряжений на страницах журнала и словом не упоминали о какой-либо продукции фирмы «Черил», в том числе и о «Красотворце».
— А знает ли Хеннингер, о чем идет речь в этом репортаже?
— Не мое дело учинять допрос главе концерна, — раздраженно ответил Бомон. — Если он запрещает печатать какой-то материал, то для меня это означает, что материал не выйдет в свет. — Он ткнул пальцем в Дарка. — И для вас тоже.
— Но почему? Почему?
— Не знаю. Какие-то тайные пружины. Кто знает, может, он один из самых больших акционеров фирмы «Черил».
— Нужно, чтобы кто-нибудь объяснил ему положение, не унимался Дарк. — Я потратил на этот репортаж столько времени и знаю наверняка: это именно то, что нужно «Наблюдателю». Скажу больше: напечатать его — наш гражданский долг. Хеннингер не имеет права запрещать такой важный материал.
— Он глава концерна и ответственный директор, — спокойно ответил Бомон. — Он платит нам деньги и имеет право на все.
— Но репортаж уже почти готов, это подробное освещение злободневного общественного вопроса.
Бомон терпеливо вздохнул.
— Единственный злободневный вопрос для нас с вами, Пол, состоит в том, будем ли мы и дальше работать в «Наблюдателе». Наверное, Хеннингер имеет на то свои причины: возможно, какие-то политические соображения, или давление со стороны рекламодателей, а может, он хорошо знаком с кем-то, причастным к этому делу.
— Я сам знаю несколько таких людей, Безил. Один из них — девушка, которой мы должны заплатить по фунту за слово за ее участие в разоблачении. Я не могу оставить ее ни с чем.
— Ну, это не проблема. С ней подписан договор?
— Нет, но была устная договоренность.
— Хорошо. Не будем мелочными. Полагаю, она согласится на определенную взаимоприемлемую сумму — скажем, двести или триста фунтов. Главное сейчас то, что шеф наложил на репортаж абсолютное вето, и ни вы, ни я ничего не можем сделать.
— Разрешите мне поговорить с ним, — продолжал настаивать Дарк. — Я могу показать ему рукопись, и фотографии. Он должен изменить свое решение, когда сам ознакомится с фактами.
— Нет, — твердо ответил Бомон. — Все уже решено. Я отвечаю перед Хеннингером за «Наблюдатель» и должен исполнять его распоряжения. Репортаж о «Красотворце» не выйдет в свет. Если попробуете действовать через мою голову, Пол, вам это ничего не даст, поверьте. Дарк угрюмо кивнул.
— Вот уж не думал, что доживу до такого дня, когда «Наблюдатель» побоится разоблачить откровенный обман, неважно, задевает ли это интересы рекламы или нет, — горько произнес он.
— Дело не в трусости, и, насколько мне известно, рекламные интересы тут ни при чем. Мы никогда не снимали материал из-за того, что он может обидеть рекламодателя. У шефа есть свои причины. Вполне возможно, это услуга какому-то приятелю. Но концерном руководит он, Пол. Публикация репортажа исключена. Понятно?
— Понятно, — утомленно подтвердил Дарк. — Честно говоря, при сложившихся обстоятельствах мне бы нужно уйти с работы…
— Но вы этого не сделаете. Дарк промолчал.
— Почти все мы готовы уйти с работы, когда задеты наши принципы, — сочувственно сказал Бомон, — но в действительности никогда этого не делаем. Когда доходит до дела, оказывается, мы все склонны к компромиссам со своей совестью, начинаем цепляться за насиженное место, и в конце концов порыв угасает. Через пару недель подвернется какое-то другое дело, вы и думать забудете о «Красотворце» и только порадуетесь, что не ушли с работы.
— Вы правы, — невесело согласился Дарк. — Да здравствует свободная пресса! Боремся за истину, но только с разрешения хозяина.
— Вот именно, — улыбнулся Бомон. — Такова жизнь. Кто силен, тот и прав, помните?
Дарк не счел нужным ответить улыбкой на улыбку. Его гнев не утихал почти неделю.