Я стояла в туалете и молча смотрела на свое отражение, и ярость все сильнее и сильнее наполняла меня – каждую мою вену, каждую клеточку крови. Я сама стала яростью, оглушительной и ледяной.
По рукам пробежала дрожь, дыхание стало тяжелым, а сердце стучало так, словно готово было вот-вот вырваться из груди. Как. Она. Посмела. Так. Говорить. О моем. Парне.
Я достала помаду из клатча, висевшего на плече, аккуратно накрасила губы алым, взяла визитку и вышла из туалетной комнаты. Я шла быстро, громко стуча каблуками, и вид у меня был такой злой, что гости оборачивались мне вслед. Гнев клокотал внутри и грозился вот-вот разорвать меня. Он льдом разбивался на кусочки, и каждый из них больно ранил сердце. А у нее талант! Так меня из себя не выводила даже Окладникова. Я забыла о том, что хотела быть сдержанной. Я хотела поставить Эльвиру на место.
Ее я нашла в небольшой и уютной кофейной зоне с приглушенным светом, стеклянными столиками и удобными креслами. Она стояла у самого входа в компании Валентины Анатольевны, которая благосклонно ее слушала и что-то говорила. Меня они не замечали.
– Все будет в порядке, – услышала я уверенный голос Эльвиры. – Этот вопрос с малолеткой я решу. Не переживайте.
– Давай без вульгаризмов, дорогая, – поморщилась бабушка Олега.
Я остановила проходившего мимо официанта, взяла у него с подноса два бокала – на этот раз с шампанским – и направилась к ним.
– А я бы на вашем месте переживала, – сказала я. Мой голос стал словно чужой, он звучал резко и остро, словно готов был резать как нож.
Они обернулись. Я улыбнулась им. У Валентины Анатольевны вид был изумленный, а у Эльвиры откровенно ошеломленный, будто она увидела не меня, а ведьму. Ах, впрочем, я и была этой ведьмой. И очень-очень злой.
– Что такое? – спросила, будто ничего не произошло, Валентина Анатольевна.
– Ты уже определилась? – взяв себя в руки, спросила Эльвира.
Вместо ответа я подняла обе руки и с огромным удовольствием вылила шампанское ей на голову. Оно стекало по ее лицу, шее, открытым плечам, кое-что даже попало на туфли. А Эльвира стояла и смотрела на меня. Видимо, была в таком шоке, что даже сказать ничего не могла, только открывала рот, как рыба, выброшенная на сушу.
Валентина Анатольевна охнула, гости, находившиеся в кофейной зоне, с изумлением уставились на нас.
Я подозвала официанта, который тоже был свидетелем этой сцены и застыл с приоткрытым ртом, и поставила бокалы ему на поднос.
– Спасибо. – Я улыбнулась ему, чувствуя, что мне немного легче. – Больше шампанского нет? А то девушке, кажется, мало.
– Н-нет, – чуть заикаясь, ответил официант.
– Ты… что ты только что сделала?… – придя в себя, потрясенно спросила Эльвира, касаясь лица, словно пытаясь убедиться, действительно ли на нее вылили шаманское или нет. – С ума сошла?! Стерва! Да знаешь, что я тебе сейчас устрою?! – Ее голос становился все громче и громче.
– Никогда не разговаривай со мной таким тоном, – попросила я, наблюдая за ее истерикой с холодной улыбкой. – И никогда не предлагай мне продать моего мужчину. В этот раз я тебя прощаю, но в следующий раз за свои слова тебе придется ответить. Кажется, ты уже довольно взрослая, чтобы это понимать, дорогая. И забери это, я не собираю макулатуру. – И я небрежно кинула на ближайший пустой столик визитку Эльвиры.
Валентина Анатольевна в удивлении изогнула бровь. Гости зашептались, а Эльвира побледнела от злости.
– Да что ты о себе возомнила, соплячка? – выпалила она, сжимая кулаки. – Кто ты вообще такая?!
– Меня зовут Татьяна Ведьмина. Надеюсь, ты запомнишь мое имя. Ах да, не советую так бездарно разбрасываться именем отца. Думаешь, он и правда что-то сделает Олегу? Что? Навредит его карьере? Уволит? Не смеши меня. Зачем ему портить отношения с уважаемой Валентиной Анатольевной? Но знаешь, меня задело не это и не твои оскорбления. Меня задел тот факт, что ты относишься к моему любимому человеку как к вещи. Продать любовь? Ты сама не понимаешь, что это не имеет смысла? Настолько глупа?
– Хватит, на вас смотрят, – сдавленно сказала хозяйка вечера, сжимая пальцы так, что побелели костяшки.
Но мы обе не слушали ее. Вернее, не слышали.
– А ты? Ты не глупа? Поставила нас в такое положение! Ты унизила не меня, ты унизила нас и Валентину Анатольевну! Какая же ты дура! – Кажется, Эльвиру просто трясло.
– Я прекрасно понимаю, в какое положение я поставила себя. Понимаю, что обо мне будут говорить, – ответила я. – Но мне плевать. Честно, плевать. Я собираюсь защищать дорогого человека до последнего. От тебя и от всех остальных.
Мы не были парой, мы никем друг другу не были, но я в этот момент была искренней. Я верила в то, что говорю.
– Все сказала? – процедила сквозь зубы Эльвира.
– Нет, не все. Мне кажется, ты вся промокла. Вот, утрись. – Я схватила со столика салфетки и протянула ей, сверкая ярчайшей из своих улыбок.
Мне стало легче. Намного легче. Ярость почти улеглась. И я чувствовала себя победительницей. Пусть потом я буду сожалеть, пусть буду кусать в кровь губы, но сейчас я хочу улыбаться, потому что этот раунд остался за мной.