Вспомнив слова Мак-Рори о недовольстве рабочих, Селия осторожно приблизилась к ним.
– Никто не смеет трогать меня, никто, даже «хаоле»! – крикнул один.
Селия увидела двух мужчин, смотрящих друг на друга с нескрываемой яростью. Это были Григгс, новый «луна», или старший мастер, и Гензо, японец, которого Селия учила английскому языку.
– Ты, маленький желтый выродок, поклоняющийся дьяволу! – Крупный Григгс угрожающе наступал на японца. Судя по акценту, он был уроженцем южных штатов. – Когда я приказываю тебе работать ты должен подчиняться, а не бить поклоны твоим языческим божкам!
– Вы ошибаетесь. – Гензо изъяснялся на отличном английском. – Я просто произносил молитву…
– Меня не волнует, кому ты молился. Я не потерплю, чтобы мои рабочие ленились! Ты переведен на половинный рацион.
– Я работаю так же усердно, как и все.
– Неужели? – Григгс поднял хлыст и ударил им Гензо. Хлыст рассек тому предплечье, выступила кровь. – Это ты-то человек? Нет, ты – мерзкая жаба. Да, маленькая желтая…
Рабочие взволновались.
– Григгс! – голос Селии прозвучал так гневно, что южанин обернулся. – Оставьте Гензо в покое!
«Луна» нахмурился:
– Я выполняю свой долг, миссис Бернсайд.
– Долг? Разве ваш долг – бить рабочих? – Селия не помнила себя от бешенства. Она учила Гензо читать и писать и знала, что это воспитанный, исполнительный, очень вежливый человек. Как Григгс смеет оскорблять его, бить хлыстом? Бо, подумала девушка, нанял этого ужасного человека. Джон Бернсайд никогда не обращался плохо с рабочими и никому этого не позволял.
– Женщина не может понять, что здесь происходит, миссис Бернсайд. Извините, что я так говорю. – Отойдя от рабочих, Григгс опустил хлыст и стоял ухмыляясь. – Хозяин завода – ваш муж, а он предоставил мне право делать то, что я считаю нужным.
– Разрешил вам так обращаться с нашими людьми? Не вижу в этом необходимости, – твердо возразила Селия. – Если я еще раз увижу подобное, обещаю вам принять меры. Вы будете уволены!
Но Григгс лишь засмеялся в ответ и высокомерно отвернулся. Рабочие, опустив головы, разошлись по своим местам. Гензо с гордо поднятой головой шел отдельно от них.
Рассерженная Селия направилась в заводскую контору. Взойдя на деревянное крыльцо, она вспомнила Джона. Когда-то это были его владения, а еще раньше – Амоса Бернсайда. Здесь было средоточие власти Маунтен Вью.
Она толкнула дверь и, не постучав, вошла в контору.
За столом сидел Бо. Красивый, худой, скуластый. Он пристально посмотрел на жену:
– Что ты здесь делаешь?
– Мне нужно с тобой поговорить. – Он раздраженно усмехнулся:
– О чем? Ты же видишь, что я занят. – Селия огляделась. Контора состояла из двух комнат. Одну из них приспособили под склад. Главная комната, где прежде сидел Джон, была забита бухгалтерскими книгами. Раньше, как помнила Селия, здесь всегда было чисто. Сейчас повсюду валялись бумаги, бухгалтерские книги, залитые кофе, обрывки бумаги с набросками углем. Казалось, Бо, утомленный делами, решил порисовать. Все покрывал слой красноватой пыли.
Может, Бо и часто приходит сюда, сердито поняла Селия, но он здесь не работает.
– Занят?! – Ее терпение лопнуло. – Чем занят, позволь спросить? Рисуешь полуобнаженных женщин? Разве ты не слышал, что среди твоих рабочих зреет недовольство из-за мастера-чужестранца, который их оскорбляет и бьет? Что нам делать, если рабочие уедут из Маунтен Вью? А ведь так и случится! Уверена, что Джеймс Мак-Ки из Улупалакуа будет счастлив нанять их, и он не станет…
– Не станет что, Селия? – с вызовом спросил Бо.
За окном проехала воловья упряжка.
– Не станет рисковать, обижая своих людей, как ты, Бо!
Бо поднялся из-за своего захламленного стола. От него пахло «околеахо».
– Ни одна женщина, – с вызовом сказал он, – не смеет указывать мне, что делать с Маунтен Вью. И ни один мужчина. Ни мой отец, ни Роман Бернсайд – никто. Слышишь?
– Я слышу тебя, Бо, – тихо ответила Селия. – Но Гензо – мой ученик, мой друг, и я настаиваю…
– Ты ни на чем не можешь настаивать, Селия. Здесь, в Маунтен Вью, хозяин я, поняла? И управляю им только я и никто больше!
Селия сделала шаг вперед. Гнев придал ей смелости. Сейчас благосостояние Маунтен Вью зависело от того, что она скажет и сделает. Если позволить Бо и дальше управлять плантацией в том же духе, он разорит ее, как и предсказывал Роман. Тина, Гаттерас, нерожденный ребенок, сотни гавайских и японских рабочих, пастор, вся деревня зависели от сахарной плантации. Если ее хозяин разорится, как случалось с другими плантаторами…
– Бо, разве Маунтен Вью принадлежит лишь тебе? – жестко спросила Селия. – Ведь Роман – совладелец плантации и завода! Как и твой отец, ты отказываешься признать это. Вы вели себя так, словно в Маунтен Вью хозяева только вы. Но ровно половина принадлежит Роману. Он имеет право знать о том, что здесь происходит, и это тебя гнетет, не так ли?
– Селия…