— Товарищи! — начал Никишин. — По всей стране и по нашей местности сейчас производится пробный замолот ржи. Почему? А потому, чтобы весь новый урожай взять на учет. Заранее выявить излишки и сдать их для голодающих рабочих, для нашей Красной Армии. Сдать по твердой, а не по спекулятивной цене. Вы зададите вопросы: а будет ли соль, керосин, мануфактура? Ответ один. Что будет, то будет. Но время у нас тяжелое. Дело стоит так, что не о соли и керосине идет речь, а о спасении страны от врагов, о защите Советской власти, которая дала нам землю. Нет теперь ни помещика Подлайчикова, ни графа Шереметьева, ни Чернышева.
Мужики слушали речь Никишина настороженно. Ничего в ней оспорить нельзя. О товарах тоже знают. Редкий не был на железной дороге. Видели, что там творится. Никишин предложил секретарю комбеда прочесть список по замолоту. Не у всех домохозяев, а на выборку. Зажгли лампу, и при наступившей тишине секретарь Василий Поликарпов начал читать список.
— Ловко подсчитано, — удивился кто-то.
— В среднем десятина дает шестьдесят пудов, — объявил Василий. — А теперь возьмем, к примеру, подсчет у некоторых отдельных хозяев — сколько кому останется на расходы и сколько придется продать государству. Минеев Иван тут?
— А почему с меня? — дрогнул голос Ивана.
— Ты самый аккуратный человек. Сколько у тебя ржи?
— Две десятины.
— По подсчету они вкругах дадут тебе сто двадцать пудов.
— Дай бог.
— А может, и больше. Рожь хорошая. Сколько у тебя в семействе?
— Сами знаете.
— Пять человек. По инструкции — на каждого едока пуд в месяц, а на год двенадцать пудов. Сколько получится? — спрашивает секретарь и сам отвечает: — Шестьдесят пудов. Остается шестьдесят. Верно?
— А на семена?
— Не забыли. Сколько будешь сеять?
— Две десятины.
— По восемь пудов на десятину. Итого шестнадцать пудов. Остается излишку…
— Подожди — излишку. А на скот? На корову?
— На коров мы положили по десять пудов в год. Стало быть, остается тебе восемьдесят шесть пудов. Остальные тридцать четыре пуда продашь государству. Верно?
— Нет, не согласен. А что я продам на соль, на керосин по вольным ценам? Это что же, подчистую? Не согласен я, — сказал Минеев. — Как вы, мужики?
— Нельзя подчистую, — закричали многие.
Взял слово Никишин.
— Товарищи, это только первая наметка. Я даже считаю, что много хлеба оставляется Минееву. Разве ребятишки съедят в месяц по пуду?
— Они больше сожрут. Таскают и таскают.
— А вы не давайте им таскать. Хлебу должна быть экономия и в своем семействе. Теперь взять корову. Выходит, на посыпку ей пуд в месяц, да еще чистой муки? А в это время рабочие получают осьмушку хлеба с овсяной мякиной. У вас что, есть на шее крест? Корова проживет и на отрубях. А там овса можно смолоть. Безобразие будет перед Советской властью — травить хлеб скоту.
— На продажу-то что останется? — не унимался Минеев.
— Найдешь. Десять пудов оставим тебе еще на расходы. Да в гумазейный амбар четыре пуда на случай голодного года. Остальные — излишки… Василий, подсчитай, сколько у него излишков.
Кто-то насмешливо крикнул:
— Минеев в обиде не будет. Небось десятина-то на все восемьдесят пудов потянет.
Василий подсчитал и громко объявил:
— Излишку для продажи по монопольной цене у Ивана Минеева остается тридцать пудов.
— Слышишь, Иван Тихонович? — спросил Никишин. — Молоти и, как ты аккуратный человек, вывози на элеватор первым. Согласен теперь?
Ничего на это не ответил Минеев.
— Читай другим, — кивнул Никишин Василию.
— Следующий — Корней Давыдов.
И Василий точно так же прочитал, сколько излишков ржи у Давыдова.
Так пошло дело и с остальными. Было уже поздно. Пора по домам. Уходя, каждый знал, сколько ему придется вывезти хлеба для продажи государству.
Наконец разошлись все. Мы, оставшиеся, перешли в комнату директора. Нам предстояло побеседовать с приехавшими из Тележкина, Митрофанова и Ширяева. Урок, который они только что слышали, пошел им на пользу.
— Все ли вам понятно? — спросил Никишин.
— Конечно, все, — ответил предкомбеда из Тележкина.
— Ваш опыт надо бы на весь уезд! — подтвердил ширяевский предкомбеда.
— В газете следует написать, — подсказал директор школы.
— Вот вы и напишите, Андрей Александрович, — посоветовал я.
Михалкин спросил их:
— Нужно ли нам ехать к вам на замолот? Вы теперь научились, как и что. А у нас ведь еще четыре волости. Завтра мне в Пичевку, а Наземову в татарскую волость, Бочалейку.
— Нет, не надо, — ответил тележкинский. — Справимся сами. Конные молотилки у нас есть. Народ тоже дружный. А ваш пример лучше всего убедит наших мужиков.
Глава 34
Мы с Михалкиным спали в сенях. Постелью нам служила свежая солома, так хорошо пахнущая солнцем, землей и ржаным теплым хлебом.