Капля воды ползёт по голове, затекая в ухо, к тому времени, как я открываю криокапсулу, приглушая сигналы тревоги моего скафандра. Я мотаю головой, но жидкость не отлипает от кожи из-за невесомости, а залипает на левый глаз, наполовину ослепляя меня. Изо всех сил стараясь не ругаться, я вскрываю остатки криопечати и открываю дверь. Цветовая гамма здесь несколько иная; все отображается в оттенках черно-белого. Поэтому когда камера поддается, оттенок внутри меняется, не уверен, какой это цвет, пока..
Мониторы предупреждающе мигают, когда я опускаю руки в вязкий гель, невольно вздрагивая от того, как холод проникает сквозь скафандр. Не могу представить, что делать с преждевременно вытащенной из криокапсулы девчонкой, но и оставить ее в этом Шторме я не могу. Это точно убьет ее. И если я не уберусь отсюда, он убьет и меня тоже.
К счастью корпус «Хэдфилда» выглядит так, словно его пробили еще несколько десятилетий назад, поэтому здесь нет атмосферы, которая могла бы выкачать оставшееся тепло из тела девушки. К несчастью, это означает, что ей нечем дышать. Но ее накачали чем-то прежде чем заморозить, и это замедлило ее метаболизм настолько, что она сможет прожить еще несколько минут без кислорода. Я больше беспокоюсь о своей возможности дышать, учитывая количество воды в шлеме.
Она парит в невесомости над капсулой, по-прежнему привязанная к капельницам и измазанная остатками криогеля. «Хэлдфилд» снова содрогается и я даже рад, что не слышу, что на самом деле Шторм творит с обшивкой корабля. Вспышка черной, как смоль, молнии врезается в стену рядом со мной, расплавляя металл. Вода наполняет шлем все быстрее с каждой минутой, подбираясь к губам. Я начинаю очищать лицо девушки от криогеля, взмахнув рукой, капли слизи разлетаются в разные стороны, попадая на остальные криокапсулы. Стекая по ним вниз. Каждая наполнена точно таким же гелем. В каждом иссохший человеческий труп.
Голографический дисплей в шлеме вспыхивает, когда еще одна молния разжижает еще один кусок корпуса. Это послание с компьютера Фантома.
Нужно бросить девчонку тут. Никто не станет винить меня за это. А галактика, в которой она очнётся? Господь, она, скорее всего, поблагодарила бы меня, если бы я оставил ее в криоподе на время шторма. Но я оглядел все те трупы в остальных капсулах. Все эти люди покинули Землю много лет назад, погрузились в сон с обещанием нового горизонта, и больше не проснулись. И я понимаю, что не могу просто бросить ее здесь умирать.
***
Мой отец рассказывал нам истории о призраках в Складке. Мы на них выросли: я и моя сестра. Отец сидел допоздна и рассказывал о былых временах, когда человечество лишь делало свои первые шаги за пределы Земли. Когда мы впервые открыли межпространственное измерение, когда материя вселенной была устроена совсем иначе. И поскольку мы, Земляне, обладали весьма богатым воображением, мы назвали его в честь той единственной волшебной вещи, что он позволял делать.
Итак. Возьмите лист бумаги. Теперь, вообразите, что это Млечный Путь. Понимаю, вопросов много, но просто доверьтесь мне. Я имею в виду, бросьте, только взгляните на эти ямочки.
Ладно, теперь вообразите, что один уголок бумаги то самое место, где сидите вы. А уголок напротив пути во все стороны галактики. Даже если вам придется пылать со скоростью света, вам понадобится тысяча лет, чтобы преодолеть его. Но что случится, если сложить бумагу пополам? Теперь эти уголки соприкасаются, верно? Тысячелетнее странствие превратилось в прогулку до конца улицы. Невозможное стало возможным.
Отец рассказывал нам страшные истории об этом. Шторма, которые возникали из ниоткуда, захватывая целые участки космоса. Первые разведывательные суда, которые попросту исчезли. Это чувство, что кто-то дышит тебе в затылок и ты не один в этой вселенной.
Ученые пришли к выводу, что чем старше вы становитесь, тем сильнее на вас воздействие после путешествий в Складках. Если вам больше двадцати-пяти, сперва, вас нужно заморозить. В Легионах у меня будет семь лет, а после я буду летать разве что за письменным столом.