Уэстон прожил на острове почти тридцать лет.
Как вы уже поняли, он влюбился в Серену. Влюбился в абсолютное совершенство рода человеческого. Всякий стремится к совершенству, и Уэстон возжелал Серену по-своему – возжелал, чтобы она всегда была рядом, чтобы он мог нежиться в излучаемом ею живом сиянии.
Понять ее он не мог, но не мог и расстаться с ней. Серена не ведала сомнений, отчаяния и горя. Вернувшись из Версаля, Уэстон понял: нет иного способа быть рядом с Сереной, кроме как увезти ее на тихоокеанский остров. Он разбил на острове сад и обнес его стеной. Благодаря врожденному умению управлять природой Серена вырастила мхи и деревья. Она снова разожгла костры жизни – и занялась своим делом.
Уэстон наблюдал за Сереной и боготворил ее. Смотрел, как она создает жизнь – создает, а потом уничтожает. Год за годом она следовала велениям таксиса. Отвечала, когда ей задавали правильный вопрос, но настоящей связи с ней Уэстон так и не добился, слишком уж глубока была пропасть между ними. Серена была само совершенство, а Уэстон не мог похвастать ничем, кроме ума.
Иногда он подумывал, не вернуть ли Серену в родной мир. Но знал, что никогда не сделает этого, ведь там ее ждут двое юношей, там ее ждут костры, и Серена с готовностью принесет себя в жертву, чтобы создать новую расу, которая займет место человечества…
Без малого тридцать лет. Она не старилась. В отличие от Уэстона. А однажды наступила долгожданная развязка.
Он отпер дверь, ведущую в сад, вошел и позвал Серену по имени. Раньше она всегда откликалась, но сегодня ответом ему была тишина.
Уэстон прошагал по извилистой тропинке и в ее конце увидел неземной цветок пламени. Высокий, тускло-золотой, он покачивался на огненном стебле; он жил, горел, ждал. Уэстон сразу все понял. Серена по-прежнему в саду, но больше ему не ответит.
Это и есть успех, к которому так долго стремились она и ее народ. Новая раса. Серена, обладавшая нужным качеством – каким бы оно ни было, это качество, – вывела точную формулу новой жизни. Сама стала этой жизнью. Ее частицей.
Уэстон смотрел на пламя. Помнил, что уже видел такое далеко в будущем, где оно пылало среди замшелых холмов. Вот почему великан забыл про Серену и пошел к Золотому Сиянию. Этим Сиянием была Серена, отдавшая себя рождению новой расы – шагу за пределы человечества, шагу, который она сделала за миллионы лет до своего рождения.
И миллионы лет ее народ ложился костьми, чтобы достичь результата, уже достигнутого Сереной в далеком прошлом!
В будущем Сияние обнесено барьером. А сейчас? Появился ли он сразу, этот барьер?
В зеленоватых сумерках пылал новорожденный огонь. Совсем скоро он озарит свою первую ночь, но умом не объять бесчисленного множества ночей, кои ему предначертано озарить. Миллионы дней и миллионы ночей, пока приливы и отливы времени стирают с планеты океаны и континенты, а люди ищут рай, находят его и сползают в бесконечный и до жути идеальный полдень человечества.
А потом – как-нибудь, когда-нибудь – этот огонь непременно проснется, ибо он – первенец сверхчеловеческой, нечеловеческой расы. Проснется и придет за человеком, а Серена будет частью этого огня.
– Серена! – выдохнул Уэстон.
А потом шагнул вперед – с сияющим лицом, с горящим взглядом, – шагнул в самую сердцевину живого пламени.
Сад опустел, если не считать огненного столпа, озарявшего ночь своим загадочным сиянием. Никому из людей не узнать секрет этого огня, не понять, что за чуждая жизнь дремлет в нем, еще не готовая проснуться и унаследовать планету, из обреченного полудня человеческой расы увести ее в блистающее утро невообразимого будущего.
Сад стих. Людей не осталось. В ночи пылал цветок Золотого Сияния.
Осталось подождать миллион лет.
Среди чудес прекрасных
Глава 1. Трансмутация
Бельгиец с кофейником в руках шаркающей походкой вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Слейд вопросительно посмотрел на Миллера. Тот пожал плечами.
– Похоже, сумасшедший, – сказал Миллер.
Слейд изогнул в надменной гримасе тонкие губы:
– Возможно. Но не забывайте: у меня имеются и другие источники информации. Я уверен, что на Пике Семьсот что-то есть. Нечто весьма ценное. И вы должны найти это для меня.
– Почему я? – мрачно спросил Миллер.
– Не беспокойтесь. В любой момент, как только захотите, можете вернуться в Штаты. – В голосе сквозила угроза.
– Ну конечно, – хмыкнул Миллер. – А потом вы пошлете несколько телеграмм… и будет красивая подстава. Обвинение в убийстве…
– Что ж, – прервал его Слейд, – как говорится, ничего личного. Надо же мне как-то подстраховаться на случай, если вы вдруг захотите свидетельствовать в пользу государства.
– Я делаю для вас грязную работу уже десять лет, – проворчал Миллер. – Спорить с вами слишком поздно. Но мы оба виновны в убийстве, Слейд, – в убийстве парня по имени Миллер, который десять лет назад был честным адвокатом. Мне искренне жаль беднягу.
Слейд отвел взгляд. Его лицо оставалось суровым.