Восход Чёрной Звезды

— А знаешь, — с жаром прошептал Юпитер губернаторше, — эти ребята совсем что-то не то делают. Неправильно они себя ведут!

Большая Полли взглянула на него сурово. Как осмелился он критиковать своего президента? Полли рассердилась на Юпитера. Но… в душе она во многом с ним соглашалась, потому что с Настоящими Американцами что-то явно было не в порядке. События разворачивались не совсем так, как предполагалось.

— Помолчи, Юпитер. Давай покончим с церемонией, черт бы ее побрал.

Генерала Марксмена уже извлекли из постели-кокона, где мониторы следили за составом его крови, урины, кала, кожных выделений и тщательно отфильтровывали вредные составляющие из крови, добавляя в нее вещества, необходимые генералу, чтобы его обмен веществ — все, что от него осталось во всяком случае, — более-менее функционировал. Генерала подсоединили к маленькой шок-машине, напоминавшей сердечным мышцам генерала о необходимости время от времени сокращаться, и к трубкам воздушной помпы, отмерявшей нужное количество воздуха для наполнения генеральских легких. Генерал полулежал, откинувшись на спинку парадной кушетки, предохранявшей его от падения.

На вид он в самом деле был как живой.

Он даже был в состоянии разговаривать, и текст помнил наизусть.

— Приветствую вас, — пророкотал голос генерала. У некоторых стариков голос становится надтреснутым и визгливым — причиной тому затвердение коллагена в голосовых связках. У других, наоборот, становится глубоким, горловым, что производит лучшее впечатление, поэтому врачи, ответственные за генерала Марксмена, остановились на втором варианте. Бас генерала производил впечатление. У него даже открылись глаза, хотя трудно было сказать, видит ли он что-нибудь. В целом, он не меньше походил на живого генерала, чем превосходная музейная реконструкция какого-нибудь вымершего животного на оригинал.

Юпитер с гордостью отметил, что встреча с генералом произвела впечатление на президента. Кастор явно пытался придумать подходящее обращение. Он бросил беспомощный взгляд на Делилу, набрал полную грудь воздуха и начал, полагаясь на вдохновение:

— Гм, э-э, генерал Марксмен, мы, э-э, пришли засвидетельствовать глубокое уважение к великому американскому герою. К вам, — добавил он, чтобы не возникло сомнений.

Он сделал паузу, ожидая реакции генерала, но напрасно. Кажется, генерал обдумывал услышанное. Что было вполне в порядке вещей.

Стимуляторы стимуляторами, но пережив апоплексический удар, генерал утратил былую быстроту и проворство, но Юп знал, что, по мнению лучших специалистов, мозг генерала время от времени подавал признаки активности, и даже довольно часто. Иногда Юпитер пытался себе представить, каково это — чувствовать себя беспомощным, пойманным в ловушку умирающего старого тела. Юп смотрел на полуопрокинутую фигуру с жалостью и презрением. Как мог он позволить себе так состариться? Неужели генерал и вправду был когда-то мальчиком, потом юношей, потом младшим лейтенантом, которому отчаянно недоставало восхищенных взглядов хорошеньких сестриц, потом астронавтом, полковником? (Генеральское звание Марксмен сам себе присвоил, что было вполне разумно, поскольку в радиусе сорока световых лет он был единственным кадровым офицером Военно-Воздушных Сил США.)

Погруженный в размышления, Юпитер с запозданием услышал сдавленный возглас губернаторши, а потом увидел нечто, потрясшее его не меньше, чем Большую Полли.

В глазах генерала замерцал огонек. Взгляд стал осмысленным — кажется, генерал в самом деле понимал, кого он перед собой видит, — но смотрел он не на президента.

Все более пристально генерал всматривался в Цзунг Делилу и Фенг Миранду, и чувства, все сильнее охватывавшие генерала, были далеки от радости или почтительного изумления.

Генерал был в гневе!

Сиделки заметили то же самое. Они, как и Юпитер, не понимали, что творится с генералом, но не оставалось сомнений — в парализованной голове Мортона Марксмена творилось неладное. Сиделки бросились к приборам, быстро проверили пульс и частоту дыхания, основные показания жизнедеятельности, но генерал, что-то угрожающе прокаркав, отогнал сиделок прочь. Его пылающий взгляд по-прежнему был устремлен на Делилу и Миранду. Он попытался поднять иссохшую руку, вытащить из угла рта дыхательную трубку, но рука не слушалась. Он попытался сесть прямо, но в иссохшем теле не осталось ни капли мышечной силы и на подобный геркулесовый подвиг генерал был не способен. Но неукротимый генерал не собирался сдаваться на милость трупа, в котором ему приходилось доживать последние дни. Он закашлялся, едва не подавился. Он капал слюной и что-то пытался сказать. Наконец он выплюнул трубку прямо в руки беспомощно метавшихся вокруг него сиделок.

— Измена! — взревел генерал. Взор его пылал. Сиделки в испуге отшатнулись. — Предательство! Нас предали! Арестуйте этих двух женщин, сейчас же — это ведь узкоглазые!

3