Честно говоря, меч Мрано, пронзивший меня насквозь, причинил гораздо, гораздо, гораздо меньше боли. И ритуал возвращения к жизни сторонников кесаря тоже… А то, что происходило сейчас, было мучительно, изматывающе больно… настолько, что у меня не оставалось сил на сопротивление…
Кесарь считал и эти мысли, сделал глубокий вдох и выдохнул в меня, заставляя легкие работать, но ни на миг, ни на секунду не прекратил этой пытки.
Зачем?! Я просто не могла этого понять, и именно это непонимание вернуло к жизни. Да какого дохлого гоблина здесь происходит?! Это что, месть за то, что помешала его злодейшеству спать голым в моей компании и перестала реагировать на его убийственно ласковый тон?! Да я…
И боль перешла на новый уровень, совершив резкий виток!
Вот теперь я уже стонала не переставая, глухо и отчаянно, проклиная все на свете и, собственно, этот свет вместе с кесарем…
Свет, видимо оскорбившись, сменился совершеннейшей тьмой!
И я провалилась в нее, как в пропасть, всем телом ощущая падение…
А потом все закончилось.
Отдаленно, так, словно это было не со мной и это ощущала не я, почувствовала, как кесарь поднялся, и поняла, что моя ночная сорочка мокрая насквозь… И постель…
На этом какие-либо ощущения завершились.
Великий Араэден Элларас Ашеро из Радужного рода и рода Архаэров, Поглощающих силу, задумчиво смотрел на ту, что завладела всем его сердцем. Всей душой. Всем существом. Его Кари Онеиро, его звезда, его путь, его жизнь… Взгляд императора задумчиво блуждал по тонким чертам лица, изящному овалу, длинным черным ресницам, белой коже, возвращался к нежным губам, вызывая очередной полный тоски и с трудом сдерживаемого желания стон.
Легкий перестук каблучков, и в спальню властителя вошла Эллиситорес.
– Сын? – вопросительно произнесла она.
Мимолетно взглянув на нее, он вновь вернулся к той, что держал на руках, пока рабыни бесшумно перестилали постель. Его пресветлая мать не произнесла более ни слова, и так позволив себе больше, чем когда-либо, допустив и вопросительный тон, и оттенок тревоги в несколько более быстрых, чем полагалось, шагах. Он понял ее вопрос и ее намек. Проигнорировал.
Рабыни закончили приводить спальню в порядок и бесшумно исчезли.
Только после Эллиситорес решилась произнести то, что тревожило:
– Сын, ты назвал ее императрицей.
Она сделала паузу, затем добавила:
– Но эллар не делит темное время суток с супругой. Эллар не позволяет рабам слышать… что-либо. Ты назвал ее императрицей, сын, но ведешь себя с ней как с наложницей. Я твоя мать, я обязана сказать то, о чем шепчутся.
Араэден медленно перевел взгляд на нее и произнес:
– Я назвал ее пресветлой Черной звездой, мать.
Эллиситорес изумленными округлившимися глазами несколько секунд взирала на сына, а затем сдавленным сиплым голосом вопросила:
– Ты… ты не ограничишься рамками Эрадараса?
Он улыбнулся очередному подтверждению того, что был рожден поистине умной женщиной, и, кивнув, подтвердил:
– Я исполню пророчество этого мира.
Эллиситорес, глубоко вздохнув, прошла к окну, взглянула на город, простирающийся у подножия возведенной сыном горы, и произнесла:
– С того самого момента, как ты впервые толкнулся в моем чреве, я ощутила это в тебе, сын. Мой муж и супруг требовал уничтожить отродье темных, но я чувствовала – ты не сын Архаэра, ты сын Эрадараса, земли светлых, ты тот, о ком поет ветер, о ком плачет дождь, для кого светит солнце… Оба наших солнца.
Величественно обернувшись, она взглянула на сына, на ту, что он держал на руках, и тихо спросила:
– Ты назвал ее богиней?
Император склонил голову, подтверждая.
– Ваши высокие отношения выше рамок и условностей супружеских традиций элларов?
Вновь кивок.
Эллиситорес приняла и этот ответ, затем произнесла:
– У меня много вопросов, сын, но ты измотан и устал, а крики, что наполнили дворец и были слышны всем, как я понимаю, не имели никакого отношения к долгу, что супружество налагает на женщину. И все же я просила бы тебя быть… нежнее с той, что стала смыслом твоей жизни.
В его взгляде промелькнуло напряжение, и Великий Араэден холодно вопросил:
– Это заметно?
– Я твоя мать. Я помню, как ты смотрел на Элиэнару. Я никогда не смогу забыть то, чем это завершилось. И если бы я не связала твою жизнь с дыханием этого мира… – Она оборвала себя на полуслове.
Но император все понял.
И тихо произнес:
– Ты никогда не говорила мне об этом.
Вновь повернувшись к окну, Эллиситорес едва слышно ответила: