Но когда их тишина стала еще гуще, Кира начала спрашивать себя, крылось ли за этим что-то еще. Она предположила, что вероятнее всего это связано с ее тренировкой с его людьми. Ее отношения с отцом, которые когда-то были такими простыми, стали очень сложными, когда она выросла. Казалось, что он испытывает двойственные чувства относительно того, что делать с ней, какой дочерью он хочет ее видеть. С одной стороны, он часто обучал ее принципам воина, тому, как должен думать рыцарь, о том, как ей следует вести себя. Они вели бесконечные разговоры о доблести, чести, храбрости, и отец часто не спал допоздна, рассказывая Кире истории о битвах их предков, истории, ради которых она жила, и единственные истории, которые она хотела слушать.
Тем не менее, в то же самое время Кира заметила, что сейчас он ловит сам себя, обсуждая какие-то вещи, резко замолкает, словно осознает, что ему не следует говорить об этом, словно понимает, что он лелеет что-то внутри нее и хочет забрать это назад. Разговоры о битвах и доблести были для него второй натурой, но теперь Кира уже не была девочкой, теперь она становилась женщиной и подающим надежды воином. Какая-то часть отца удивлялась этому, словно он никогда не рассчитывал на то, что она вырастет. Казалось, что отец не до конца понимал, как вести себя со взрослеющей дочерью, особенно той, которая жаждет стать воином, как-будто он не знал, на какой путь поощрить ее. Кира понимала – он не знал, что делать с ней, и часть его даже чувствовала себя неуютно рядом с дочерью. Тем не менее, она чувствовала, что в то же самое время отец втайне гордится ею. Он просто не мог позволить себе показать этого.
Кира больше не могла выносить эту тишину, ей нужно добраться до сути происходящего.
«Ты волнуешься насчет пира?» – спросила она.
«Почему я должен волноваться?» – ответил отец вопросом на вопрос, не глядя на нее, что было верным признаком того, что он расстроен. – «Все готово. На самом деле мы опаздываем. Если бы я не отправился к Воротам Бойца, чтобы отыскать тебя, сейчас я сидел бы во главе своего собственного стола», – возмущенно заключил он.
Кира поняла, в чем дело – ее сражение. Тот факт, что он был сердит, рассердил и ее тоже. В конце концов, она одержала победу над его людьми и заслужила его одобрение. Вместо этого отец ведет себя так, словно ничего не произошло, а то, что случилось, может вызвать только неодобрение.
Кире нужна была правда и, раздраженная, она решила спровоцировать отца.
«Разве ты не заметил, что я одержала победу над твоими людьми?» – спросила она, желая пристыдить его, требуя одобрения, которое он отказывался ей давать.
Она увидела, что его лицо покраснело, но отец придержал язык, пока они шли, что только распалило ее гнев.
Они продолжили идти мимо Зала Героев, мимо Покоев Мудрости и почти дошли до Великого Зала, когда Кира не выдержала.
«В чем дело, Отец?» – потребовала она ответа. – «Если ты недоволен мной, просто скажи это».
Наконец, он остановился прямо перед арочной дверью в праздничный зал, повернулся и посмотрел на дочь с каменным выражением лица. Его взгляд причинял ей боль. Ее отец, единственный человек, которого она любила больше всех в этом мире, у которого всегда была припасена для нее улыбка, сейчас смотрел на нее так, словно она была чужой. Она не могла этого понять.
«Я не хочу, чтобы бы снова ходила на полигон», – сказал он с холодным гневом в голосе.
Тон его голоса ранил ее больше слов, и Кира почувствовала, как через нее пробежала дрожь предательства. Если бы это исходило от кого-то другого, это едва ли взволновало бы ее, но только не от отца, от этого человека, которого она любила и которым очень сильно восхищалась, который всегда был добр по отношению к ней. От его тона в ее жилах застыла кровь.
Но Кира была не из тех, кто отступает перед битвой – этому качеству она научилась у него.
«И почему же?» – спросила девушка.
Его лицо помрачнело.
«Я не должен называть тебе причину», – сказал он. – «Я – твой отец. Я – командир этого форта, моих людей. И я не хочу, чтобы ты тренировалась с ними».
«Ты боишься, что я одержу победу над ними?» – спросила Кира, желая раздразнить отца, не желая позволять ему закрывать перед ней эту дверь навсегда.
Он покраснел, и она увидела, что ее слова тоже ранили его.
«Высокомерие характерно для простолюдинов», – упрекнул он дочь. – «А не для воинов».
«А я – не воин, верно, Отец?» – подстрекала Кира.
Он прищурился, не в силах ответить.
«Сегодня мне исполняется пятнадцать лет. Ты хочешь, чтобы я сражалась с деревьями и ветками всю свою жизнь?»
«Я вообще не хочу, чтобы ты сражалась», – ответил отец. – «Ты – девушка, сейчас даже женщина. Тебе следует делать то, что делают женщины – готовить, шить. Делать то, чему научила бы тебя твоя мать, будь она жива».
Теперь пришла очередь Киры помрачнеть.
«Прости, что я не та девушка, которой ты хотел бы меня видеть, Отец», – ответила она. – «Прости, что я не такая, как другие девушки».
Выражение его лица свидетельствовало о том, что он тоже испытывает боль.