Восход драконов

«У них есть список всех мальчиков в этой деревне. Они знают, что он здесь. Если мы не отдадим его, они убьют всех нас», – он раздраженно вздохнул. – «Неужели ты думаешь, что я не размышлял над этим, мальчишка? Неужели ты думаешь, что ты – единственный, кого это волнует? Неужели ты думаешь, я хочу, чтобы моего единственного сына вырвали отсюда?»

Алек помедлил, растерявшись после его слов.

«Что ты имел в виду, когда сказал своего единственного сына?» – спросил он.

Его отец вспыхнул.

«Я не сказал единственного, я сказал старшего».

«Нет, ты сказал единственного», – удивленно настаивал Алек.

Отец покраснел и повысил голос.

«Перестань придираться к словам!» – крикнул он. – «Не в такое время, как это. Я сказал старшего – вот, что я имел в виду и хватит об этом! Я не хочу, чтобы моего мальчика увозили так же, как ты не хочешь, чтобы увозили твоего брата!»

«Алек, расслабься», – раздался сострадательный голос, единственный спокойный голос в комнате.

Взглянув через стол, Алек увидел, что Эштон улыбается ему, как всегда.

«Все будет хорошо, брат мой», – сказал Эштон. – «Я отслужу и вернусь».

«Вернешься?» – повторил Алек. – «Они берут Смотрителей на семь лет».

Эштон улыбнулся.

«Тогда мы увидимся через семь лет», – ответил он, и его улыбка стала еще шире. – «Подозреваю, что к тому времени ты будешь выше меня».

Таким был Эштон, всегда пытающийся заставить Алека почувствовать себя лучше, всегда думающий о других, даже в такое время.

Алек почувствовал, как его сердце внутри разбивается.

«Эштон, ты не можешь поехать», – настаивал он. – «Ты не выживешь в Пламени».

«Я…» – начал Эштон.

Но его слова прервала большая суматоха во дворе. Послышались звуки лошадей, врывающихся в деревню, крики людей. Все члены семьи испуганно посмотрели друг на друга. Они сидели, застыв, когда люди начали метаться туда-сюда за окном. Алек уже видел, как все молодые люди и их семьи выстроились во дворе.

«Нет смысла оттягивать это сейчас», – сказал отец Алека и Эштона, поставив ладони на стол, его голос нарушил тишину. – «Мы не должны подвергать себя унижению, позволяя им приходить в наш дом и вытаскивать его. Мы должны выстроиться во дворе и стоять гордо, и давайте молиться о том, чтобы, увидев стопу Эштона, они поступили гуманно и обошли его».

Алек неохотно поднялся из-за стола и последовал за свой семьей из дома во двор.

Когда он вышел на улицу в холодную ночь, то был поражен представшим перед ним зрелищем: в деревне царила небывалая суматоха. Улицы были освещены факелами и все молодые люди восемнадцати лет выстроились в шеренги, чьи семьи нервно стояли рядом и наблюдали. Улицы были наполнены клубами пыли, когда караван пандезианцев ворвался в город, дюжины солдат в ярко-красной броне ехали на колесницах, запряженных огромными жеребцами. Позади себя они тащили повозки из железных решеток, грубо трясущихся на дороге.

Алек внимательно посмотрел на повозки и увидел, что они наполнены молодыми людьми со всей страны, которые выглядывали оттуда с испуганными и закаленными лицами. Он ахнул от увиденного, представляя, что ожидает его брата.

Они все остановились в этой деревне, и повисло напряженное молчание, когда каждый ждал, затаив дыхание.

Командир пандезианской армии спрыгнул со своей повозки – высокий солдат, чьи черные глаза были лишены доброты, с длинным шрамом, проходящим через бровь. Он медленно прошел между рядами молодых людей, тщательно рассматривая их. Жители деревни притихли настолько, что можно было слышать, как его шпоры звенят при ходьбе.

Солдат осмотрел каждого молодого человека, подняв их подбородки и заглянув им в глаза, их плечи, слегка толкая каждого, чтобы проверить их равновесие. Проходя мимо них, он кивал, и его солдаты в ожидании быстро хватали парней и тащили их в повозку. Некоторые молодые люди шли молча, другие протестовали, хотя их тут же били дубинками и бросали в повозку вместе с остальными. Иногда плакала чья-то мать или кричал отец, но ничто не могло остановить пандезианцев.

Командир продолжал обход, лишая деревню ее самых молодых парней, пока, наконец, не остановился перед Эштоном в конце шеренги.

«Мой сын хромой», – поспешно выкрикнула мать, отчаянно умоляя. – «Он будет вам бесполезен».

Солдат окинул Эштона взглядом с ног до головы, остановившись на его стопе.

«Закатай штаны», – сказал он. – «И сними ботинок».

Эштон подчинился приказу, облокотившись об Алека для равновесия, и Алек наблюдал за ним. Он знал своего брата достаточно хорошо, что бы знать, какое унижение он испытывает. Его стопа была источником стыда для него, она была меньше другой стопы, скрученная и искромсанная, вынуждая его хромать при ходьбе.

«Он также работает на меня в кузнице», – вмешался отец Алека. – «Он – наш единственный источник дохода. Если вы заберете его, у нашей семьи ничего не останется. Мы не сможем выжить».

Командир, осмотрев ногу Эштона, подал молодому человеку знак рукой, что он снова может надеть ботинок. Затем он повернулся и посмотрел на их отца, его глаза были холодными и жесткими.